Поэтому моей основной заботой было найти тех, кому я могу передать своих подопечных. Желательно, чтобы они не начали палить в меня при этом, развернуться и послав всех и вся искать путь к спасению самостоятельно. Безразлично кто это будет. Сопротивление, родители этих детей, моё командование или блаженный приверженец забытого культа, живущий здесь до прихода всех нас. Мне было всё равно. Лишь бы отделаться от них побыстрее. Теперь я даже не знал на чьей я стороне. И кого буду рад увидеть больше. Иногда до моего слуха доносились далёкие голоса и звуки перестрелки, но в тех катакомбах определить направление почти невозможно. Тебе кажется, что шум идёт из-за поворота, высовываешься, вслушиваешься, крадёшься до следующего, а за ним ничего. Теперь кажется, что он позади или сбоку, или вообще сверху. Чертовщина. Даже эхо собственных шагов замолкает секунд через десять. Становится объёмным, удаляется, отражаясь от стен, заставляя воображение рисовать картины преследователей, крадущихся за нами попятам. Благо та шестёрка, рядом со мной, помалкивала и повторяла все мои движения. Так продолжалось несколько часов. Людей мы встретили неожиданно. Будь я один… Дьявол! Было больно. Второй раз в жизни мне вмазали прикладом по лицу. Это стало входить в привычку. Хорошо хоть сил у атакующего было немного. Я не вырубился, но потерял равновесие и этого хватило, чтобы меня повалили и скрутили, мелькавшие в слабом свете силуэты. Гражданские. Четверо мужиков. Пятый — старик.

— Это был Пэн Вейдун?

Зак кивает.

— Тогда я этого не знал. Мистер Пэн, так к нему обращались окружающие. Детей тут же увели. Многие снова расплакались, но видно было, что радости в этих слезах больше, чем когда они встретили меня. Руки мне успели связать. Оружие забрали. Я ожидал услышать «кончайте его», но старик пристально посмотрел на меня, кивнул, готов спорить с благодарностью и дал команду своим уходить. Когда их шаги стихли, я попытался разорвать путы, получилось только немного ослабить их. Минут двадцать я старался освободиться, но итогом моих попыток стала лишь кровь на запястьях. Тут до меня донеслись звуки потасовки и стрельба, с той стороны, куда ушли мои новые друзья. Опять слышался детский плач и крики. Неожиданно быстро, всё стихло. Я сидел в полной темноте и прислушивался. Шаги, неровные, шаркающие, будто человек пьян или устал настолько, что не в силах нормально переставлять ноги. Приближается ко мне…

Тот мужик рухнул недалеко от меня. Один из тех, кто скрутил мне руки. Упал и умер, а может, просто потерял сознание. Найдя у него нож, я смог перерезать верёвку и освободиться. Подобрал его оружие, рукоять была в крови, и двинул туда, откуда доносилась недавняя стрельба…

Девять тел я насчитал, подобрав валявшийся на полу фонарь. Ни одного нападавшего, только те, кого я уже видел. Лишь тела мистера Пэна там не было. Судя по гильзам, стреляли из стандартных автоматических винтовок. Да, их использовали не только правительственные войска. Союз также вооружал своих этим универсальным оружием. Но там я почему то сразу понял, что стреляли «наши»… Стреляли без разбора… Так, ОНИ и погибли…

Не знаю, сколько я простоял там. Наверное, долго. Кажется, я размышлял, как всё обернулось бы, останься дети со мной. Я не помню лиц убитых мной людей, не вспомню черты тех мужчин у моих ног. Но я на всю жизнь запомнил этих шестерых детей, их глаза, лица, фигуры, одежду…Позы, в которых они лежали…Против своей воли я стал считать, что МОГ их спасти, но это не так, умом я это понимаю. Гоню от себя такие мысли, злюсь и нервничаю. Пытаюсь выкинуть их из памяти… Повторяю раз за разом «мне плевать», но не могу избавиться от чувства жалости… к самому себе.

Том Линк

— Мы исчерпали запас везения, так я подумал, едва очнувшись после «взрыва» и ударной волны. Все трое были живы и невредимы, появились синяки и ссадины, ушибы от падения, но в остальном, мы не пострадали. Повезло? Ну если считать каждую минуту, подаренную нам судьбой в том аду, то — да. Если же охватить ситуацию в целом, то скорее нет. Лишь отсрочка, подаренная для того, чтобы посмотреть какие неприятности нам по силам преодолеть. Сначала бунт, теперь ЭТО. Что ещё?