Лейнасар подошел к висевшему над рабочим столом инструментальному шкафчику. Здесь хранилось самое для него дорогое, все, что он собрал, что приобрел за последние десять лет. Он тащил эти сокровища в свою нору, как мышь. Дед, который помимо рыболовства занимался разными ремеслами, поучал внука: хорошего ремесленника видать по инструменту. Лейнасара волновал хороший инструмент, как страстного филателиста волнует редкая почтовая марка. Месяцами мог он день за днем простаивать перед витриной магазина, пока не накапливал нужных денег и облюбованная вещичка не попадала в его коллекцию. За редкий заграничный паяльник он отдал какому-то судовому механику пальто, сам проходив всю зиму в пиджаке. Рискуя быть уволенным с работы и попасть в тюрьму, он иногда выносил кое-что и с завода. У него было все, что необходимо настоящему радиотехнику.

А теперь предстояло все бросить. При мысли об этом Ансис страдал физически. Но ничего не поделаешь. Другого выхода нет. Если его убьют где-нибудь на фронте, его сокровища все равно растащат. Во всякой вещи есть свой смысл только пока ты жив, пока ты существуешь.

Ансис Лейнасар стоял на распутье, а в таком случае приходится о многом вспомнить. Прожил он мало. За ночь Лейнасар не только перебрал свои инструменты, но переворошил всю свою жизнь.

Родился Ансис в 1918 году в рыбацком поселке Приежусилс. Отец был рыбаком. На правой руке у него не хватало двух пальцев. Подростком Ансис слышал, что отец отрубил себе пальцы нарочно, чтоб не взяли на войну 1914 года. Отец говорил, что пальцы ему отрезало тросом во время шторма. Ансис больше верил людям, но отца никогда об этом не спрашивал. Дед и прадед тоже были рыбаками. С дней юности Ансис помнит, как по праздникам рыбацкий духовой оркестр играл «Боже, благослови Латвию!». Его отец — Фрицис Лейнасар трубил в самую большую трубу. В один весенний вечер отец вернулся домой пьяный, в мундире с блестящими пуговицами. Словно невзначай к ним тогда заглянул сосед Круклис. Он долго разглядывал отца, потом сказал:

— Значит, стал все-таки подлецом?

— Не подлецом, а айзсаргом. Мне дорога наша свободная Латвия. А ты — коммунист, мы тебя в тюрьму упрячем.

— Твоя Латвия! Этой сетью одни богачи в мелкой луже рыбку ловят.

— Богачи или бедняки, а кто хочет жить — умей трубить!

Разговор кончился тем, что отец выставил Круклиса за дверь. Скорее всего, Круклис ушел сам, потому что отец и трезвый не мог бы ничего с ним сделать.

С тех пор многие знакомые обходили усадьбу Лейнасаров. Отец напивался часто. Этому способствовали и разные айзсаргские обязанности. Мать много плакала и хворала. Когда мать умерла, воспитанием Ансиса и его сестренки Лаймы занялась бабушка. После смерти матери пьяные вызывали в Ансисе отвращение. Должно быть, поэтому его никогда особенно не влекло к вину.

Зато юношу неудержимо тянуло к себе шоссе, Оно вилось между редкими домами поселка. Почти всегда по шоссе шагал какой-нибудь путник, и никто не знал, откуда он шел и куда уходил. Иногда проезжал велосипедист. А бывало, через поселок прокатывала тяжело нагруженная телега. Реже мчались легкие дрожки, а еще реже — автомобили и мотоциклы. Но, однажды увидев их, Ансис не переставал о них думать. Движение не прекращалось. Даже ночью у шоссе была своя особая жизнь.

Ансис уже учился в начальной школе, когда по шоссе начали ходить рейсовые автобусы. Ненадолго они останавливались и в поселке.

По вечерам, когда автобус приходил из Риги, Ансис любил выходить за поселок и ждать появления ярких огней. Сперва возникали дальние отсветы. Они все приближались и приближались. Затем из-за поворота показывались два ярких глаза. И наконец машина с рычанием и грохотом проносилась мимо. И Ансису, стоявшему в вереске, обжигал лицо порывистый, резко пахнущий ветер.

Ансис стоял подолгу, охваченный странным волнением. Он не понимал, что полон жажды движения. Это имело свои последствия: юноша возненавидел поселок Приежусилс. Все здесь казалось ничтожным и мелким, мрачным и грязным. Даже школа, которая так нравилась ему вначале, интересовала его все меньше и меньше. Неужели он не был создан для чего-то лучшего?

Был и другой мир, который неудержимо влек к себе Ансиса, — море.

Ни один рыбак не представляет себе жизнь без моря. Оно кормит, дарит радости, а нередко приносит и горе. Море — это сама жизнь.

Восьми лет Ансис начал ходить с отцом на промысел. Во время шторма сердце сжималось от страха, мальчик коченел от холодного ветра, и соленая вода жгла ему пальцы. Ансис хныкал, но отец только сурово улыбался. И Ансис научился не хныкать.

К обитателям усадьбы «Сидрабини», как и ко многим рыбакам, море было не очень щедрым. Но жить можно было.