— Эн-на Эри — Ка.
Теперь задумался уже я. Эн — скорее всего «человек». Эн — ой… пока не ясно. Эн-ха… будем считать, что это «человек — мужчина». Тогда Эн — на значит «человек — женщина». И последнее Эри — Ка — это ее имя.
Я улыбнулся, и прикоснулся рукой к ее плечу.
— Эрика! Прозвучало слитно, и совсем привычно, словно это имя пришло из прошлой жизни.
Она тоже заулыбалась. Значит, знакомство состоялось, и языковой барьер, хоть и не упал, но покрылся первыми трещинами взаимопонимания.
— Эрика, идём!
Я приглашающе махнул рукой, и пошел к реке. Нужно больше вершей, иначе всех не прокормить. Девчонка, уловив смысл фразы, через минуту догнала меня. По дороге она указала мне на деревья, под которыми валялись опавшие плоды. Вот откуда она брала фрукты…
Сегодня работа шла быстрее, и до вечера ещё семь ловушек были готовы. Добычи было меньше, из трёх затопленных вершей полной была только одна. Три крупные плотвы и пара окуней будут нашим ужином.
Когда мы сбросили охапки дров на пол пещеры, и стали раздувать огонь, дети окружили нас и радостно указывали на рыбу… Голодные, но кашляют меньше. Оставив Эрику заниматься кулинарией, я развязал мешок с раствором плесени. Куском коры как мог, собрал зелёную массу. Фильтровать или хоть немного очистить раствор нет никакой возможности… это плохо, в нем же куча токсинов. Как бы они не убили пациентов быстрее болезни. Да и пенициллин частично разрушится в желудке…
Я выдохнул. Все равно выбора нет — старшие мальчики угасали. Разжимаю челюсти первому и осторожно, чтобы он не захлебнулся, вливаю половину раствора. Ребенок кашляет и слабо дёргается, пытаясь отвернуть голову. Теперь напоить второго. Все, остаётся только ждать…
Пока на костре жарилась рыба, приготовил новую порцию раствора. Дети, мое маленькое племя, иногда переговаривались отрывистыми фразами и словами, но понять хоть что- то было невозможно.
— Дим, ры-ба, — Эрика протягивала мне запеченного окуня.
— Спасибо! — улыбаюсь и киваю девчонке.
Запомнила же вчерашнее слово… Решено, буду обучать ее русскому языку!
За вечер Эрика запомнила пару десятков слов. Простейшие предметы, вода, огонь, камень, дерево, живое, мертвое… Она с удовольствием повторяла новые слова, произнося их все лучше и лучше. Мелкие дети тоже прислушивались, и иногда пытались повторить. Разгоревшийся костер освещал детские лица, с них ушла вчерашняя бледность, появились первые улыбки и смех. Они снова обрели надежду выжить…
Спали, как и вчера, возле костра. Завтра нужно похоронить всех взрослых, и навести порядок в пещере. Сквозняк уже не справлялся с накатывающихся из глубины склепа запахами. Да и опасно столько времени тянуть, как бы новая эпидемия не вспыхнула…
Дважды за ночь я просыпался, подбрасывал дрова в огонь, и проверял состояние своих пациентов. Пока живы…
Третий день в этом мире, в этом времени… Я полностью оправился от болезни, силы стремительно возвращались в молодое, привычное к огромным нагрузкам, по меркам далёкого цивилизованного будущего, тело. Эрика на вид так же была здорова. Дети ещё покашливали, но выглядели намного лучше, уже не напоминая свои бледные копии, что я вытащил из под шкур два дня назад. Даже старшие мальчишки дышали спокойнее. Неужели действует пенициллин? Дай бог…
Съев кусок жаренной рыбы, оставшийся с вечера, я спустился по склону, и прошел сначала в одну сторону, потом в другую. Я искал расселину, яму — все таки похоронить шестнадцать взрослых людей физически тяжело. Да и копать яму нечем…
Подходящая яма нашлась шагах в двухстах. Вода, стекающая с холма, размыла склон, затем ушла в реку, оставив после себя небольшой котлован метра три в диаметре. Ну, за работу, чем быстрее я справлюсь с этим, тем лучше.
Перетаскивать трупы из пещеры было трудно, мужчины погибшего племени весили до ста килограмм, и все это были мышцы, почти без жира. Женщины и старики были полегче, но тоже весили немало. Тела закоченели, навсегда застыв в тех позах, в которых их застала смерть. Но я справился… Даже сейчас, будучи подростком — неандертальцем, я был намного сильнее себя прошлого.