За примером далеко ходить не надо: Троцкий, Гитлер, Мао Цзэдун, Ким Чен Ын. Не уверена, правда, что в этом мире они есть, зато в наличии Бражник, который решил проехаться по мозгам парижанам и объявить нас с Котом злодеями. Или героями-неудачниками. Даже не знаю, что хуже.

Полиция у нас за спинами нервничала. Я оглянулась через плечо и нахмурилась.

Надо что-то делать. Хорошо, что Габриэль не ходил на курсы ораторского мастерства, иначе нас с Котом подстрелили бы условные «свои» же.

— Ох, сейчас будет больно, — мне было так себя жаль, что я едва не пустила слезу.

— Что? — растерянно спросил Нуар.

Я оттолкнулась от Кота и, сжав зубы, пошла вперёд, громко хлопая в ладоши. Мистическим образом этот звук разносился по площади: я грешила на магию Бражника, которую он использовал, чтобы говорить через бабочек. Этакий Сонорус для больших пространств.

Не помню, что там говорила канонная Маринетт, но мне срочно нужно было вернуть на нашу сторону полицию и общественное мнение. Значит, стоит пройтись по человеческой гордости, чтобы даже самый недалёкий подумал в правильном ключе.

Думай, голова. Панамку куплю.

— Как красиво ты переворачиваешь понятия, Бражник, — сказала я абсолютно нормальным тоном, продолжая хлопать и идти вперёд; спасибо, жизнь, что научила терпеть боль с ровным выражением лица. — Вот только парижане совсем не глупые, и прекрасно понимают, кто здесь настоящий злодей.

Сняв йо-йо с пояса, я игриво покачивала железным грузом.

— Без тебя всего этого не произошло бы. То, как ты воспользовался подростком… отвратительно и низко. Не нашёл себе соперника своего уровня, раз взялся за детей? Что дальше, Бражник? Будешь поражать своими акумами детсадовцев?

Огромная голова скривилась, но сказать ей что-либо я не дала: раскрутив йо-йо вокруг себя, я кинулась вперёд и прыгнула. Игрушка мелькала около тела, на скорости создавая иллюзию красной сферы.

Не знаю, сколько там было бабочек, но мне понадобилось секунд двадцать, чтобы йо-йо переловило их всех. Меня вела злость, не больше. Мне было плевать на Великое Горе Габриэля Агреста. На его мечты и планы, на его историю и огромную любовь, которую я понимала. Даже на Айвана, утонувшего в самобичевании и страхе перед ответственностью — и то плевать.

Меня волновала только боль в рёбрах и ощущение бессильной ярости. И дрожь, распространяющаяся в костях от каждого пойманного насекомого.

Вместо пафосной речи после уничтожения говорящей головы я запрыгнула на Эйфелеву башню и, не теряя времени, бросилась на Каменное Сердце. Он всё ещё был в отключке, так что найти зажатый в кулаке телефон, раздавить его и словить бабочек труда не составило.

Когда обратное превращение оставило только бессознательного Айвана, я выдохнула. Лоб у меня был холодным и мокрым, да и сердце, наконец, тяжело стучало, больше не сдерживаемое магией спокойствия. Усталость накатывала прибоем, но было ещё кое-что… кое-что, что нужно доделать.

Больше пафоса богу пафоса.

Я спрыгнула обратно на площадь и пошла к Коту и полиции. От моей злобы остались всего лишь искорки, и их тоже стоило использовать.

— Это НАШ город, — громко сказала я, уставившись прямо в линзу камеры Альи; несносная девчонка с моим рюкзаком, когда ты успела только сюда пробраться? — И когда ты, Бражник, будешь пересматривать кадры своего первого поражения, помни: впереди у тебя ещё много таких же. А потом… потом я найду тебя, и больше ты уже никому не сможешь навредить.

«Ни другим, ни собственной семье», — проглотила я.

Дышалось, если честно, с трудом, да ещё и после такого спича. Во рту появилась-таки кровь — точный признак плохого самочувствия, ха-ха.

Нуар, — умница, мне надо будет сказать ему, что он умница, — водой протёк мимо меня, обошёл Алью, словно ластился к ней дворовым котом, и вернулся, неся в руках рупор. Шутку про ловкие пальчики пришлось проглотить вместе с кровавой слюной.

Я подкинула рупор в воздух, и тот распался на тысячи божьих коровок. Волшебные насекомые сразу же принялись восстанавливать город. Досталось и мне: вокруг пронеслась туча крапчатых малышек, вымывая из костей ломоту, а из груди боль.

Следом я подняла руку с йо-йо и мысленно приказала ему раскрыться.

Шквал снежно-белых бабочек, вылетевших на свободу, был обещанием расправы над надеждами и мечтами Габриэля.

Глава 10. Взгляд со стороны. Адриан

Выпросить у отца походы в коллеж было сложно, но оставаться с ним под одной крышей оказалось бы просто невыносимо.