Признавал его и Гуннар ярл, сидевший в третьем варяжском городце – Ярилине.

Когда обоз – в него входили и ладожские купцы, которым предстояло ехать дальше вниз по Волхову, – дополз до Волховца, здесь все было готово к приему. Даже баню затопили, едва заметив вереницу саней на льду вдалеке.

Никто не набрасывается на гостей с расспросами на пороге, поэтому Ульв и его жена лишь приветствовали приехавших, и сразу челядь отвела коней в конюшни, людей – в баню и гостевые избы, а товары перенесли в клети.

Явились гости и в избу Олега.

Выйдя к воротам посмотреть на приезжих, он сразу увидел несколько хорошо знакомых лиц: кто-то помахал ему с лошади, еще кто-то – от саней.

– Яримка! – Олег устремился к всаднику. – И ты здесь! Остряга! Ох, Длуга, да неужто ты?

У него сильно забилось сердце: появление этих людей никак не могло быть случайным и подтверждало дошедшие слухи.

– Идем все ко мне! – позвал он. – Много ваших здесь? Мала! Малоня! – Он огляделся, выискивая жену. – Смотри, кто здесь! Это родня моя киевская! Мы их к себе возьмем!

– Ну ты и здоровый вырос… – невольно охнул Ярим, щуплый молодец с хрящеватым носом, от изумления забыв даже поздороваться.

Он запомнил Олега обычным подростком, лишь чуть выше него, а теперь перед ним стоял великан с широкими плечами и темной бородкой, обрамлявшей подбородок, но оставлявшей пустое место под нижней губой – точно как у его отца, Предслава Святополковича. Разумеется, за шесть лет бывший отрок должен был сильно измениться, но такого волота киевляне увидеть не ожидали. Ярим, старше Олега на год, рядом с ним казался мальчишкой.

Вскоре гости уже топали на рогоже перед дверью, а челядь обметала веничками снег с их одежды и обуви.

Мальфрида ждала в избе, прижав руки к груди.

Впервые ей предстояло увидеть кого-то из родичей мужа – людей, с которыми ей суждено прожить всю дальнейшую жизнь.

Она едва сообразила послать слуг топить собственную баню и собирать на стол. Хорошо, что она приготовилась к прибытию гостей заранее!

И вскоре Олег, довольный, оживленный и улыбающийся, уже знакомил ее с прибывшими, которым она, как хозяйка, по очереди подавала приветственный рог.

– Здравствуй, князюшка! – наперебой приветствовали Олега сводные братья, подмигивая: они не стали говорить о главном с порога, но и не пытались сохранить тайну, которая тайной уже не была.

– А ты молодец – княгиней обзавелся, да какой красавицей! – одобрил Честонег, глядя на разрумянившуюся Мальфрид.

К приезду гостей она оделась в светло-зеленое верхнее платье и зеленый шерстяной хенгерок, отделанный сверху и снизу полосами огненного шелка. Между позолоченными застежками из серебра висели два ряда бус – стеклянных, тоже зеленых, и серебряных, тонкой работы златокузнецов. На голове ее красовалось белое шелковое покрывало, вышитое золотом.

Молодая хозяйка едва находила слова для гостей – помогала только выучка. А сердце билось, едва не выскакивая от волнения. Ей были приятны и похвалы незнакомой родни мужа, и то, что ее уже называли княгиней. Пусть всего лишь дома, почти в шутку, но эта шутка означала, что впереди именно то будущее, которое предвидел ее отец, отдавая дочь за Олега Моровлянина.

Для всех новость была объявлена вечером, на пиру.

Городец и посад перед ним были застроены обычными для словенских земель избами, но для дружины и приема гостей еще Тородд конунг выстроил грид: помещение длиной в полсотни шагов, с тремя очагами посередине и помостами вдоль стен, к которым приставлялись столы на козлах. Точно такие же воинские палаты, рассчитанные человек на сорок – пятьдесят, стояли по всем викам Варяжского моря: в Бьёрко, в ютландской Хейтабе и даже в Кенугарде у Одда Хельги. На широких помостах хирдманы днем сидели, а ночью спали, в ларях под ними хранили свои пожитки. Оружие каждый вешал над своим личным местом – сообразно положению в дружине. На стенах висели звериные шкуры, знаменуя успехи хозяев на охоте и заодно уберегая сидевших от сквозняков. Между ними красовались старые изрубленные щиты с помятыми умбонами, оставленные на память о победоносных битвах. Длинные копья скрещивались над головой хозяина, придавая ему сходство с самим Одином, которое довершали две большие собаки, лежащие у ног.

Ульв конунг занимал почетное сиденье у длинной стены, вокруг него расположился его брат Ветурлиди с сыновьями. Напротив, на втором почетном месте, сидел Олег в окружении киевской родни.

В один день все изменилось: из заложника он превратился в ровню хозяина-конунга, столь же полноправного правителя державы. К тому же куда более пространной и могущественной.