Мишель Цинк
«Хранительница врат»
Кеннету, Ребекке, Эндрю и Кэролайн — тем, кому принадлежит мое сердце
1
Я сижу за письменным столом у себя в спальне. Мне не требуется перечитывать слова пророчества — я помню их наизусть. Они отпечатались у меня в памяти так же ясно и четко, как пылающая отметина на коже запястья.
Но все равно — держа в руках переплетенный в потертую, растрескавшуюся кожу томик, который мой отец перед смертью спрятал в библиотеке, я испытываю прилив надежды и бодрости духа. Я открываю старинную обложку, и взор мой останавливается на обрывке бумаги, заложенном на передней странице.
За восемь месяцев, что мы с Соней провели в Лондоне, у меня вошло в привычку на ночь, перед сном, перечитывать пророчество. В эти тихие часы Милторп-Манор спокоен и безмятежен. Дом и слуги умолкли, а Соня крепко спит в своей спальне чуть дальше по коридору. Тогда-то я снова и снова берусь за попытки расшифровать переведенные аккуратным почерком Джеймса слова, найти хоть какую-то новую зацепку, способную вывести нас на недостающие страницы. И на путь к моей свободе.
В этот летний вечер огонь негромко потрескивает в камине, а я склоняюсь над страницей, в очередной раз перечитывая слова, которые неразрывно связывают меня с моей сестрой-близнецом — моим двойником — и вставшим между нами пророчеством.
Сквозь огонь и гармонию влачил дни род человеческий До появления Стражей, Что стали брать в супруги и возлюбленные жен людского племени, Чем навлекли на себя Его гнев. Две сестры, явившиеся из одного колышущегося океана, Одна — Хранительница, вторая — Врата; Одна защитница мира, Вторая же выменивает колдовство за поклонение. Низвергнутые с небес души стали падшими, Сестры же продолжили битву. Длиться ей, пока Врата не призовут их вернуться Или Ангел не принесет ключи в Бездну. Воинство, проходящее чрез Врата. Самуил, Зверь — чрез Ангела. Ангел, огражденный лишь завесой, что тоньше паутинки. Четыре отметины, четыре ключа, круг огня, Рожденные в первом дыхании Самайна, В тени мистического каменного змея Эубера. Врата Ангела пошатнутся без ключей, А за ними последуют семь язв и не будет возврата: Смерть, Глад, Кровь, Огнь, Тьма, Засуха, Разрушение. Распахни объятия, госпожа хаоса, и пусть хаос Зверя хлынет рекой, Ибо, когда начались семь язв, все кончено.Я помню время, когда эти слова не значили для меня почти ничего и казались лишь легендой из старого пыльного тома, который отец перед смертью спрятал в библиотеке. Впрочем, то было чуть меньше года назад: до того, как я обнаружила знак змея, расцветший у меня на запястье; до того, как я познакомилась с Соней и Луизой, двумя из четырех девушек, рожденных для роли ключей — все они тоже отмечены печатью, хотя и не совсем такой, как моя.
Лишь у меня одной в самой середине отметины горит буква «С». Лишь я — Ангел Хаоса, против воли ставшая Вратами, стеречь которые положено моей сестре, Хранительнице. Винить за такое распределение ролей приходится не природу, а злосчастные и неожиданные обстоятельства нашего рождения. И все же лишь я, одна я могу навсегда изгнать Самуила — если захочу того.
Или призвать его — и тем самым способствовать уничтожению нашего мира.
Я закрываю книгу, усилием воли изгоняя слова пророчества из головы. В столь поздний час лучше не думать о конце мира. Лучше не думать о роли, которую мне предстоит сыграть, чтобы предотвратить этот конец. Ноша моя столь тяжела, что от одной мысли о ней хочется лечь и обрести покой хотя бы во сне. Встав из-за стола, я залезаю под одеяло, на массивную кровать под балдахином, в спальне, отведенной мне в Милторп-Манор, и выключаю лампу на прикроватном столике.
Теперь комнату освещает лишь тускло мерцающий огонь в камине, но темнота такого рода больше не пугает меня. Зло, сокрытое в прекрасных и знакомых местах, — вот что страшит мое сердце теперь.
Я давно уже не путаю странствия по Равнине с обычным сном, однако на этот раз сама не уверена, что со мной происходит.
Я инстинктивно понимаю, что нахожусь где-то в окрестностях Берчвуд-Манор, который был моим родным домом до моего переезда в Лондон восемь месяцев назад. Говорят, будто бы все деревья выглядят одинаково, и невозможно отличить один лес от другого — но пейзажи моего детства я узнаю с первого взгляда.
Солнце струится сквозь кроны высоких деревьев. В приглушенном неярком свете непонятно даже, что за время дня — утро ли, вечер, или же любой час между ними. Я гадаю, зачем оказалась здесь — ибо теперь даже самые заурядные сны мои наполнены смыслом, — но тут до меня доносится чей-то голос, зовущий меня по имени: