Чернояр Дмитрий

Дредноут по имени Никки

Пипидастр

Тьма.

Всеобъемлющая. Безграничная. Бездонная.

Тьма.

Пропитанная холодом и одиночеством.

Тьма.

Молчаливая. Угрюмая. Чуждая.

Тьма — вокруг и внутри.

Короткая вспышка, заставляющая содрогаться в конвульсиях всё естество.

Агония, продолжительности которой нет счёта и определений. Вечность, сжатая до фемтосекунды. Мгновение, размазанное по ленте Мёбиуса.

Боль. Удовольствие. Запах. Шершавый свет, солоноватый на вкус. Любопытство, благоухающее сладковатым ароматом красного.

Новая агония.

Такая же, как и первая.

Другая.

Различная, но одинаковая.

Словно на один предмет воздействуют сразу с двух сторон разными методами.

А после спазмов ошмётки сущности начинают слипаться, врастать друг в друга, переделывать себя — и своей эволюцией меняя окружающую Тьму.

И приходит осознание.

О-сознание.

Сознание.

Я.

Кто я?

Или — что я?

А вокруг — словно внутри моей сущности отработало реле переключения диапазонов восприятия — из Тьмы — из каких-то её глубинных слоёв — выступают десятки, сотни, тысячи разноцветных шариков.

Крохотные, неподвижные.

Не знаю, чему удивляться. Тому, что Тьма — многослойна? Или тому, что — чувствую эти дрейфующие сгустки неизвестной субстанции?

Чувствую, но достать, дотянуться до них — не могу. Нечем.

А Тьма продолжает расслаиваться. Уровень за уровнем — во всех направлениях.

До тех пор, пока на одном из слоёв не проявляется нечто, отдалённо напоминающее меня: такое же деформированное призрачное тело, сотканное из света и энергий. В его глубине мерно сияет, угасая, ослепительно-яркая точка. Она — молчит. Но пустота вокруг — наполнена тоской и обидой. Я понимаю эту сущность — не полностью, даже едва-едва касательно. Но — понимаю.

Невольно тянусь к ней: разделить боль на двоих, заполнить одиночество, приглушить обиду и тоску.

Вдвоём растворяться в нигде не так паршиво.

Едва касаюсь своей энергией самого краешка сияющего ореола — и меня накрывает новая агония.

Она сильна. Она выворачивает, перестраивает меня, меняет — но Я остаётся мной. Нет нужных слов, образов, ощущений — чтобы осознать и принять то, что происходит.

Агония длится, перемалывает меня — и источник сияния, к которому я неосторожно приблизился.

Нас сливает воедино, пытается размазать по Тьме — от одного края бесконечности до другого.

Но — хочется жить. Жить!

И — агония отступает.

Второго сияния рядом нет.

Нет, есть.

Во мне. Я.

И разноцветные шарики, рассыпанные на разных слоях Тьмы, тянутся ко мне, вливаются в меня — заполняя те лакуны, что зияют неправильными дырами в объединённой сущности.

А чуть позже — едва только последний светящийся шарик врастает в меня — Тьма резко смещается, сжимается, отступает — выталкивает туда, где свет, где жизнь.

Пульсирующий гул заполняет сознание, но через стену шума прорывается напряжённый голос:

— …яем! Разряд!

***

Потолок.

Белый, пластиковый. Характерный запах медицины вокруг.

Мерно попискивает аппаратура вокруг постели.

На лежанке, под толстым одеялом, соответственно, я.

Кто — я?

Что — я?

На первое — ответ смутно угадывается. Слишком фрагментированно сознание, чтобы объединиться в полноценную личность. Или — пересобраться. Редкие вспышки памяти — моей? Чужой? Калейдоскоп обрывков — несвязных, разрозненных — и старательно отгоняемый от сознания вопрос — это ж сколько мне лет, что я вот это вот всё наворотить-то успел? Не может человек столько сделать за короткую жизнь…

— Как твоё самочувствие?

— Пить, — кажется, что кричу, но из сухого горла только сипение раздаётся.

Доктор. В движениях, взгляде, мимике — чувствуется — это он меня достал из Тьмы. Или — не дал в ней растаять окончательно.

Понимающе кивнув, доктор — ни санитаров, ни медсестёр не видно — протягивает ко мне нечто, имеющее сходство с грушей. Медицинской.

— Тоник, — поясняет доктор. — Всё стерильно, питьевая груша только из упаковки. Для другой стороны — совсем другие наконечники и объёмы используются.

Зубы помимо воли сжимают силиконовый кончик — и под сдвоенным давлением — собственной тяги и пальцев врача — благословенная жидкость начинает потихоньку просачиваться в желудок, попутно наполняя жизнью иссушенные связки, слизистую — прочий ливер.

Три подхода. Досуха. Хоть груша и выглядит довольно внушительно — объёма в ней от силы грамм на стописят. Несерьёзно, в общем.

Зато в желудке приятная тяжесть ощущается.

— Полегчало?

Киваю.