— Так… Саквояж и пальто мы оставим у Бахара, в фургоне. Заодно кард, наверное, возьму — с ним всяко спокойнее. А что касается нашего знакомства, тут как вам будет угодно… — черный урук отступил на шаг, мотнув шевелюрой, изобразил что-то вроде церемониального поклона и как можно более пафосно проговорил: — Позвольте представится: пан-атаман Бабай Сархан Хтонический!
Я фыркнул:
— Однако! «Свадьба в Малиновке» какая-то!
— Ну! — радостно оскалился Бабай, демонстрируя клыки. — Правда — разгонно звучит? Гы-ы-ы-ы! Так-то я еще и владетель Паннонии, но это — чисто формально. А тебя как там по имени-отчеству? Сложное какое-то фамилие у тебя было…
— Георгий Серафимович Пепеляев-Горинович, — охотно напомнил я. — Школьный учитель.
— Ну, судя по твоей трости и по этому ордену, ты — такой же школьный учитель, как я — бариста и шаурмист, — покивал он.
— Эй, я вправду учу детей в школе! — возмутился я. — Я педагог высшей квалификационной категории, а там — еще и учитель-методист, и кандидат исторических наук!
— Так и я шаурму капитально замутить могу, — пожал он плечами. — И кофе на песке лучше меня никто не варит. Идем, идем, занесем твой саквояж, заодно кофе бахнем! Искать паразита без кофе — это дурацкая затея. Все эти великосветские приемы — такая махровая дичь… Ни пожрать, ни поспать, ни… чего. Пошли.
И мы пошли. Наверное, сложно было придумать более странную пару. Он — в джинсах и репейнике, огромный и звероватый, с бицепсами, которые распирали рукава косухи, уверенный в себе и заполоняющий собой сразу все пространство, сколько бы его ни было. И я — в пальто, с тросточкой, худощавый, бородатый и вообще — вида самого что ни на есть декадентствующего. И уж совершенно точно — никто из нас не походил на аристократа. Разумеется, если мы говорим об аристократии, как ее представляли себе местные.
Все эти шляхтичи в желтых сапогах и панночки с диадемами — они шарахались от нас, как от прокаженных! И вряд ли дело тут было в моей бороде. Скорее всего — главная проблема заключалась в том, что мой новый знакомый пер вперед весьма решительно, напевая себе под нос нечто угрожающее. Прислушавшись, я с некоторым внутренним удовлетворением стал различать сначала мотив, потом — отдельные слова, а потом — узнал и всю песню.
Черный урук в такт тяжким своим шагам мурлыкал себе под нос, иногда переходя на гроул, известный революционный гимн!
— … vihri vrazhdebnye veyut nad nami
temnye sily nas zlobno gnetut…
Это была «Варшавянка», чтоб меня! И ничего более неуместного, кажется, я в своей жизни не слышал!
* * *
Глава 3
Индукция
Здесь, в парке, температура воздуха составляла градусов двадцать, не меньше. Аристократы любили комфорт! Благодаря таким тепличным условиям, панночки могли позволить себе довольно откровенные платья — с разрезами и декольте. Нет, что и говорить — зрелище было привлекательное, аристократки справедливо считали, что главной целью техномагического прогресса всегда было и остается сохранение и приумножение женской красоты — и пользовались этим, чтобы добиться шикарного внешнего вида.
Шляхтичи тоже не отставали от своих спутниц — микроклимат позволял им сменить жупаны на кунтуши, расстегнуть пуговицы блуз, закатать рукава, демонстрируя жилистые предплечья и мужественную волосатость груди. Они ходили гоголями, стараясь произвести максимальное впечатление на прекрасный пол своей брутальностью. Кое у кого получалось.
Я уже на ходу снял пальто, а подойдя к фудтраку с яркой белой надписью «ORDA» и легко узнаваемой белой дланью, скинул и пиджак. Вид у меня был ни разу не мужественный. С саквояжем, кучей вещей в руках и торчащей из всего этого изобилия тростью я напоминал того, кем и являлся: путешествующего интеллигента.
Из окошка фудтрака, откуда шибало жаром и мясными запахами, высунулась страшная клыкастая рожа:
— Гарн, гарн! — обрадовался мне знакомый урук в дрэдах и протянул свою татуированную лапищу для приветствия. — Пепел! Добрейшего вечерочка, чтоб я сдох, это ж надо — гора с горой не сходится, а вот мы с тобой, как видишь…
— Вы что — знакомы? — удивился Бабай.
— Это тот рыжий хладнокровный черт, с которым мы добывали драконьи кости в Мнемозино! — тут же сдал меня Бахар. — Сотрудник Риковича.
— Внештатный! — тут же вставил свои пять копеек я. — Я — педагог!
— Как оно все переплетено-то… — задумчивое выражение лица пану-атаману явно не шло, он становился похож на кретина. — Ладно, что высмотрел-то, Бахарушко?
Бабай Сархан полез в фудтрак и принялся там хозяйничать, спустя несколько мгновений сильно запахло крепким кофе. Бахар же наоборот — выбрался наружу, явив миру свою гигантскую наружность, и вещал: