Где-то там, над головами, на этажах от третьего до седьмого, на барокковых балконах кипела другая жизнь — богатая и яркая, но у местных простолюдинов, похоже, выработалась привычка — они не смотрели вверх. Обитатели нижних ярусов старательно отворачивались от проезжающих по мостовой дорогих машин, прятали глаза, завидев всадника (я успел увидеть двух на пегасах, одного — на самом обычном коне и еще одного — на гигантском волке), старались прижаться к стене и пропустить, уйти с дороги, низко поклониться, если распознавали в пешеходе аристократа. Во мне, например.
Я тысячу раз пожалел, что не спрятал перстень и трость. Это было странно, видеть такое поведение! Они на тень мою боялись наступить, огибая меня по самой странной траектории! Пока я не понял, в чем дело — это даже пугало. Тень, просто — тень! Кто обращает внимание на свою тень вообще?
С другой стороны — видимые атрибуты дворянского статуса спасали меня от серьезных разборок со шляхтичами. Тот всадник, на волке — он был сильно удивлен, поймав мой прямой взгляд, и даже остановил свою животину, перегородив дорогу карете скорой помощи и двум грузовикам со щебнем, чтобы понять — с какого перепуга это рыжий интель такой дерзкий? Однако, увидев перстень — отсалютовал мне кулаком:
— Чешч! — и сорвал хищного скакуна в галоп — по своим панским делам.
У самого парка Яремы Вишневецкого я увидел огороженную сложной кованой оградой площадку. Дружинники в красной форме дежурили здесь, не препятствуя, впрочем, зевакам рассматривать сквозь прутья и завитушки находящиеся за забором приспособления. Несколько виселиц, пара подвесных клеток, колодки разных размеров — в одной из них был зажат какой-то тощий тип — а еще натуральная гильотина с бурым от запекшейся крови помостом…
— За что его? — поинтересовался я, подойдя поближе.
Однако, в глубине души я радовался, что нынче в Збараже, видимо, наблюдается спад преступности, и занято только одно из множества имеющихся тут устройств. Только утра стрелецкой казни мне тут не хватало.
— Пан… — кивнул мне стражник. — Этот человек — преступник. Он напился, как свинья, и сломал несколько надгробных плит на кладбище. Получил двадцать плетей и проведет в колодках два дня без пищи и воды. А потом — будет возмещать ущерб. Хотите швырнуть в него гнилое яблоко? Вон, там в миске есть несколько.
— Нет, спасибо. Я не хочу швырять в него гнилое яблоко…
Пожалуй, изнанки юридики с меня было довольно. Ускорившись, я двинулся ко входу в парк.
В воротах имелась изящная калиточка, украшенная металлическим лавровым венком и еще какими-то финтифлюшками. Калиточку открывали для гостей, прибывающих пешком, ворота — для титулованной знати, которая являлась на наземных транспортных средствах. В парк пускали только аристократов. «CIVIL’NYM VHOD ZAPRESHCHEN» — табличка с такой надписью стояла на значительном удалении от ворот — метрах в двадцати, дабы пресным дизайном своим не портить общий вид дворцово-паркового комплекса.
Там, среди деревьев, слышались звуки музыки, веселые разговоры и звонкий смех. Волшебные огоньки блуждали в сумерках меж стволов, горели магическим пламенем жаровни, разгоняя весеннюю стылость. Да что там говорить, в парке Вишневецкого уже распустились листочки, а травка не просто зеленела — выросла как раз на тот самый идеальный газонный размер. Могут себе позволить, в конце концов…
А за моей спиной компания пацанов и девчонок швыряла гнилые яблоки в тощего дядечку в колодках. Честно говоря, идти в парк не хотелось. Хотелось свистнуть молодецки и заорать: «А выпустите Ясю погулять!» Ну, и там камешек в окошко кинуть, чтобы милая выглянула наружу.
Но они ее не выпустят. Как минимум потому, что Яся была не в курсе, что я приехал. Да и не знаю — одобрила бы она визит по такому поводу, или нет… Так или иначе — я пошел к воротам и, воспользовавшись тем, что калитка была приоткрыта, проник внутрь. Дружинники во главе с красивым молодым мужчиной лет тридцати — чубатым, усатым и с золотой цепью поверх форменного кафтана — тут же подхватились, вскочили с лавочек и двинули мне навстречу, пытаясь на ходу оценить мой вид и решить, что со мной, таким наглым, делать.
— Добри вечер тоби, пане… — проговорил главный, с неким сомнением глядя на меня.
— И вам доброго вечера. Парк открыт?
— Парк открыт для вельможных и ясновельможных, — пояснил чубатый. — Пани Гражина Игоревна сегодня дает прием в честь совершеннолетия внука!
— Однако! — хмыкнул я. — Это я удачно зашел. Меня зовут Георгий Пепеляев-Горинович, вольный рыцарь, владетель Горыни.
— Предъявите талант, — он вдруг протянул ладонь, как будто я должен был ему что-то дать или продемонстрировать.
— Что, простите?
— Ну, докажите, что вы маг… Пане Пепеляев-Горинович… — последнее он произнес явно с издевкой.