— Хм… Если бывали у Солтанов, то ваша реакция на произошедшее — действительно странная. Да и Сапеги со своими людьми не церемонятся. Эти сударыни, — он пошевелил пальцами, имея в виду проводниц. — Знали, на что шли. Они могли бы работать комбайнершами и жать кукурузу, или устроиться на свиноводческий комплекс и задавать корму хрякам, или работать в теплице, собирать огурцы — не Бог весть что, но это честная работа, которая позволила бы им сводить концы с концами. Каждая из них захотела красивой жизни: фигурку, как с плаката нижнего белья, смазливую мордашку и возможность вращаться в обществе шляхты. Они знали, на что шли. Даже в юридике у холопов есть выбор, мы ведь живем в двадцать первом веке, а не в семнадцатом…

За каким бесом ему понадобилось копаться в моих эмоциональных реакциях, и зачем в принципе ему этот разговор? В чем он вообще хотел меня убедить?

— Однако, иногда я про это забываю, — признал я. А потом посмотрел на его роскошные закрученные усы и спросил: — А вам доводилось когда-нибудь сводить концы с концами, штабс-капитан?

— Мне-то? — его черные глаза потемнели еще больше, если это было вообще возможным. — Я вырос в Киеве, в Яме. Знаете, где это?

Я не знал.

— До того, как у меня произошла инициация первого порядка, я чистил ботинки кхазадам, чтобы раздобыть денег на еду себе и мамке, которая валялась в отключке после очередной пьянки. Иногда — дрался со снага и гоблинами, за пятак, — пояснил Выготский. — Я знаю, что такое сводить концы с концами. Вы, как я понимаю, тоже. Но ни вы, ни я никогда не позволили бы трахать себя в туалете, верно?

Он допил коньяк, повертел головой и, выцепив взглядом ту самую рыжую проводницу, поманил ее пальцем. Девушка то бледнела, то краснела, подходя к нам.

— Забери-ка это, — он кивнул на мою чашку и на свой бокал. — И скажи вот что: ты собираешься искать новое место работы?

— Н-н-нет, я не… — растерялась проводница.

— Свободна! — цыкнул зубом он. — Видите, сударь мой Пепеляев-Горинович? Это довольно мерзкий мир, и люди в нем — тоже довольно мерзкие.

Я мог бы ему сказать, что мы — мужчины, а она — девушка, и родилась, по всей видимости, в юридике, так что у нее априори гораздо меньше вариантов для самореализации и хорошего заработка. Особенно в этом контрастном мире. Мог бы попробовать обратить его внимание на то, что условия кабального контракта иногда бывают довольно расплывчатыми и порой включают в себя пространные пункты о, например, «обеспечении максимально комфортного путешествия для пассажиров». Или рассказать о невозможности разрыва контракта без жесточайших штрафных санкций… Вплоть до смертной казни. На такого человека, как Выготский, все это не произвело бы ровным счетом никакого впечатления. Он уже преисполнился своей правды. Он считал, что понял это мир. Поэтому я пожал плечами:

— Это не обязательно, штабс-капитан.

— Что именно? — удивился он.

— В мерзком мире не обязательно быть мерзким самому. Я бы не стал никого трахать в туалете, зная, что мне не смогут отказать. А вы?

— Тьфу, — картинно отмахнулся он. — Гнилое морализаторство. Вы что, и вправду — учитель?

— Однако, учитель истории. географии и обществоведения. Высшей на данный момент категории, — усмехнулся я.

— А как… Хм! Ну, понятно, как-то выслужились. Не за учительство же вам все это… — он глянул на трость, потом — на перстень, а после этого — на орден. — … все это досталось.

— Пожалуй, что и за учительство тоже, — выдержал я его взгляд.

— Вы мне не нравитесь, — вдруг сказал он, резко встал и двинул прочь по вагону.

На душе у меня скребли кошки. Визит в Збараж явно начинался дерьмово.

Глава 2

Сегрегация

Когда мы подъезжали к Збаражу, я как раз вспоминал про Америку годков эдак пятидесятых и про отдельные вагоны для белых и негров. Хотя тут народ встречался сплошь европеоидный, одного фенотипа. Но разделение было более, чем очевидным…

Да что там говорить — железных дорог имелось аж две! Одна — та, по которой сюда прибыл я, монорельсовая — использовалась для доставки срочных грузов и для пассажирских перевозок премиум-класса, и располагалась на ажурной эстакаде, собранной из сверкающих на солнце обманчиво-невесомых металлоконструкций. Вторая — самая обычная, с плацкартами, купе и грохочущими товарными составами — была проложена ровно под ней, меж опор эстакады.

Вокзалов тоже в Збараже оказалось два: приземистое серое здание для цивильных-простолюдинов и шикарное строение в стиле барокко, трехъярусное, с вызолоченной крышей — для аристократии. Панский вокзал!