Александр Васильевич Никитенко

Дневник

Том II. 1856–1864 гг.

Захаров

Москва

2005

Тексты печатаются без сокращений по второму дополненному изданию 1904 года под ред. М. Лемке и с учетом исправлений в третьем издании «Дневника» 1955–1956 гг. под ред. И. Айзенштока.

Источник: Никитенко А. В. Записки и дневник (В 3 книгах). — Москва: Захаров, 2005. — 608 с. — (Серия «Биографии и мемуары»).

OCR: Слава Неверов slavanva@yandex

© И. В. Захаров, издатель, 2004

* * *

Дневник. Том 2

1856

3 января 1856 года

Новый год встретил у Авраама Сергеевича [Норова, министра народного просвещения]. Скучно. Слухи о мире.

16 января 1856 года

В массах сильно недовольны согласием на мир и принятием в нем четырех пунктов. «Драться надо, — говорят отчаянные патриоты, — драться до последней капли крови, до последнего человека». Некоторые действительно так думают и чувствуют, как говорят. Это люди благородные, хотя и недальновидные. Но большинство крикунов состоит из лицемеров, которые хотят своим криком выказать патриотизм. Есть и такие, которые жалеют о войне как о мутной воде, где можно рыбу ловить и где они действительно и ловили ее усердно.

Правительство очень умно — слышит эти толки, но не слушается их. Государь своею уступчивостью и своим согласием на четыре пункта доказал, мне кажется, не только благородство характера и свое нежелание бесполезного кровопролития, но и умный, тонкий расчет. Он считает нужным начать с того, чтобы примириться с общественным мнением Европы, и видя, как это там хорошо принято, нельзя не согласиться, что он достиг своей цели. Он не должен, подобно отцу своему, восстанавливать против себя и России силу, которая, по выражению Талейрана, умнее и сильнее даже его и Наполеона, — общественное мнение. Николай не понимал сам, что делает. Он не взвесил всех последствий своих враждебных Европе видов — и заплатил за это жизнью, когда, наконец, последствия эти открылись ему во всем своем ужасе. Нет возможности идти дальше этим путем и нести на своих плечах коалицию всей Европы. Это все равно привело бы к миру, но уже окончательно бесславному и пагубному. Нет, тысячу раз нет! Хвала и благодарение Александру II, который имел высокое мужество отказаться от голоса самолюбия в пользу истинных выгод и истинной славы. Мы видели, каковы наши военные успехи. Хорошо кричать тем, у кого нет ответственности, а Александр отвечает не только за настоящее, но и за будущее.

20 января 1856 года

Познакомился на вечере у министра с одним из коноводов московских славянофилов, Хомяковым. Он явился в зал министра в армяке, без галстука, в красной рубашке с косым воротником и с шапкой-мурмулкой подмышкой. Говорил неумолкно и большей частью по-французски — как и следует представителю русской народности. Встреча его со мной была несколько натянута, ибо он не без основания подозревает во мне западника. Но я поспешил бросить себе и ему под ноги доску, на которой мы могли легко сойтись. Он приехал сюда хлопотать о разрешении ему издавать славянофильский журнал, и я обратился прямо к этому предмету, сказав, что ничего не может быть желательнее, как чтобы каждый имел возможность высказывать свои убеждения. Это тотчас развязало нам языки, и мы пустились рассуждать, не опасаясь где-нибудь столкнуться лбами. Он умен, но, кажется, не без того, что называется себе на уме.

31 января 1856 года

В сегодняшнем номере «Санкт-Петербургских ведомостей» напечатано, что я утвержден в звании редактора «Журнала министерства народного просвещения» на место Сербиновича (приказ 24 января).

5 февраля 1856 года

Великий князь Константин Николаевич повелел нашей комиссии осмотреть Кронштадтское штурманское училище. Сегодня мы все отправляемся в Кронштадт.

9 февраля 1856 года

Возвратился из Кронштадта. Мы осматривали училище очень усердно. Оно в довольно хорошем состоянии; материальная часть даже весьма хороша. В учении общие недочеты, происходящие то от неправильного смешения общего образования со специальным, то от дурно организованной целой системы, и наконец, от невозможности иметь вдали от Петербурга порядочных преподавателей. Русский язык особенно плох.

В Кронштадте был у адмирала Новосильского, одного из героев Севастополя.