Его надтреснутый, но добрый, проникающий голое, звучавший искренним убеждением, трогал за сердце и убаюкивал ум, как убаюкивало его и самое содержание проповеди. Толпа росла. В ней слышались вздохи, умиленный шепот женщин, и если бы внимательно присмотреться к слушателям, то в глазах некоторых можно бы заметить и слезы.
Проповедник, наконец, остановился. Упав на колени, он поднял глаза и руки к небу и начал молиться. Но едва кончилась его молитва, едва замер последний взволнованный шепот паломника, как рядом ним, на не совсем еще стемневшей небе вырисовалась новая фигура. Этот человек был также неизвестен окружающей толпе, но тем более приковывал он к себе ее взоры. Он нисколько не походил на сгорбленного странника. Одет он был в обыкновенное платье горожанина; его жилистая фигура держалась прямо, голова была поднята высоко и, горевшие внутренним огнем, глаза смело глядели на толпу, быстро переходя с одного лица на другое.
— Братья и сестры, — крикнул он громким грудным голосом, — и я имею сказать вам свое слово. Вы слышали проповедь и она тронула вас, но надолго-ли хватит вам того успокоения, которое она влила в ваши сердца? Только до дверей ваших казарм, или хибарок, где нищета и грязь, отсутствие человеческой обстановки, нечеловеческая работа женщин и оставленные без воспитания, как крапива при дороге, дети — опять начнут сосать ваше сердце и угнетать ваш ум... Вы слышали проповедь. Вот уж скоро две тысячи лет, как раздалась она впервые в Галилее. С того времени, изо дня в день и на все лады кормят народ обещаниями всяких блаженств, если он будет безропотно пребывать в смирении и кротости. Да, целых две тысячи лет обещают всем плачущим, что они утешатся, и кротким, что они наследуют землю. Такими проповедями богатые и сильные мира сего усыпляли народ и тем вернее держали его в позоре и рабстве. Пора положить конец этому вековому обману и отвергнувшись лжи, познать истину!
В толпе поднялось движение. Раздался гул смешанных голосов.
— Прогоните этого богохульника!... — кричал старческий голос.
— Ничего, посмотрим, что он нам скажет, — вы-крикнул другой слушатель.
— Пусть говорит! Пусть говорит! Оставьте его! — загудело множество голосов, и чужестранец, до сих пор молча ожидавший, пока стихнет шум, заговорил снова.
— Я возвещу вам новое евангелие, которому суждено спасти страдающий род людской. Я научу вас новой истине, которая кротких ягнят обратит пред лицом волков в тигров, а вас — в богатырей, торжествующих над притеснителями.
У холма воцарилась вдруг мертвая тишина. Стали слышны переливы соловья в отдаленной роще, и отчетливо донесся слабый стук телеги, проехавшей далеко, далеко по пыльной дороге. И вот с высоты холма раздалось новое слово: не слово склонения головы под всяким ударом во имя любви, не приносящей добра, а слово силы, направленной на деятельное добро, — слово мощи, защищающее человеческое достоинство, — слово ненависти к злу, ради любви к человеку. Чужеземец говорил:
— Несчастны нищие духом, примирившиеся со своей нищетой и не восставшие против неправды. Им не будет принадлежать царство небесное, ибо нет другого „царства небесного“, кроме царства правды на земле. Блаженны все недовольные своим нищенством духовный и житейским, все возмутившиеся против своего невежества и унижения, ибо лишь таким суждено осуществить царство божье на земле.
— Несчастны плачущие! Ибо слезы суть признак слабости, отказ от борьбы. Утешения надо искать не в слезах, а в сопротивлении, в борьбе. Блаженны борющиеся, ибо они не плачут и не нуждаются в утешении.
— Несчастны кроткие, встречающие насилие тупой, смиренной, безропотной кротостью! Они никогда не наследуют землю, ибо землею давно завладели сильные и жадные, сердце которых одеревенело, а ум изощрился в защите того, что они награбили. Ожидать, что они отдадут землю в наследство кротким за их кротость — все равно, что ожидать от кукушки, что она, когда подрастет в чужом гнезде, не выкинет из него птенчиков настоящей матери. Блаженны мужественные и непокорные, ибо лишь они, сильные волею и мощью, завоюют и наследуют землю.
— Несчастны алчущие и жаждущие правды, если они ничего не делают для утоления своей жажды и возложили все свои надежды на Бога. Ибо они никогда не насытятся... Блаженны все, восставшие против неправды, ибо они уже близки к насыщению.
— Несчастны милостивые к немилосердию, ибо они умножают зло на земле. Всякое милосердие, оказанное притеснителю, есть жестокость по отношению к притесняемым; всякая милость, оказанная палачу, превращается в удар его жертве... Блаженны же те, что не знают милосердия к палачам и покорны лишь голосу справедливости, ибо они не нуждаются в милости.