Карина Демина

Громов: Хозяин теней. 3

Глава 1

«…научное образование при дурном воспитании, чем выше, тем опаснее и вреднее для общества, порождая плутов и негодяев весьма ловких, трудно уловимых и получающих в силу служебного или общественного своего положения более широкую арену и программу для своих вредных действий. А низшее образование при положительном отсутствии здорового воспитания, выводит на свет кулаков, шибаев, питейных адвокатов и всяких проходимцев.»

Книга-наставление родителям о воспитании отроков [1]

Когда я открыл глаза, было ещё темно. Свет луны увяз в полупрозрачных занавесях да и стёк на пол, расплескался редкими лужицами. И небо ясное, а значит, точно приморозило. Потому выбираться из-под тёплого одеяла не хотелось.

Никак.

Я со вздохом высунул руку и потрогал пол.

Леденющий.

Магия-шмагия, а полы леденющие. И сейчас бы натянуть одеяло по самые брови да и рухнуть обратно в уютный сон, в котором чего-то там было, хорошего, но чего именно — не помню. Главное, что продрых бы до полудня.

Но…

Нет.

Где-то там, в коридоре, скрипнула половица. Порой мне казалось, что Еремей нарочно на неё наступает, предупреждая, что рядом. И если сам не выползу, то вытряхнут и безо всяких там церемоний.

Выползаю.

Тапочки… под кроватью. И лезть за ними лень, а потому прыгаю к ковру, которых хоть как-то да защищает от холода.

— Чего? — Метелька просыпается и зевает во всю широту рта. — Уже… опять?

— И снова, — бурчу, подбирая упавшие на пол штаны. — Вставай, пока…

— Спите, оглоеды? — ласково интересуется Еремей, открывши дверь. И без стука, главное, обходится.

— Никак нет! — Метелька бодро вскакивает с кровати, будто и не спал.

— Шевелитесь, — Еремей дверь прикрывает.

А мы шевелимся.

Ёжимся.

Окна тут не закрывают, потому что детям, мол, свежий воздух полезен. И закаливание. Оно-то ладно, может, и полезен, но меру ж знать надо! Это сейчас середина осени, а там и зима близка. И что-то подсказывает, что зимой будет хуже. И надеяться, что окна закроют, не след.

Блин, угораздило…

— А… я д-думал, — у Метельки зубы клацать начинают громко. — Что д-дворяне… на п-перинах спят… да под п-пуховыми одеялами…

— И чего? Перина есть. Одеяло тоже выдали, — я спешно пытался управиться с пуговицами и завязками, но спросонья и от холода пальцы задубели и не слушались. Но надо поторопиться. С Еремея станется нас в одном исподнем во двор вывести.

А нам оно надо?

— Н-но окна… окна закрывать-то можно! У нас… в доме… их зимой и не открывали-то… — Метелька дует на пальцы. — А спать чтоб до обеда?

— И после…

Мы успеваем. И только шнурки ботинок Метелька завязывает под ворчание Еремея. А под его присмотром заправляем кровати.

И бегом.

Дети в нашем возрасте должны больше двигаться. А потому по дому мы перемещаемся исключительно бодрой рысью, ну, когда не речь о семейных обедах там или иных очень важных мероприятиях.

Во дворе та же темень. Луна висит круглым блином.

— Полная, — тянет Метелька, щурясь. — На полную луну гулять — дурная примета. У меня бабка сказывала, что только окаянники и бродят. А нормальный человек, ежели пойдёт, то…

Метелькина бабка явно знала о жизни многое. И знание своё успела передать, а что не успела, так то, подозреваю, Метелька сам додумывал, потому как буквально на каждый день находилась новая дурная примета. Правда, Еремею на то было плевать.

— Что стали, горемычные? — поинтересовался он, разминая самокрутку. — Будто в первый раз… вперёд и бегом, разомнёмся для начала…

— И носиться заполошно, — продолжил Метелька на ходу. — Тоже неможно, потому как…

Луна, зависнув над самой крышей Громовского особняка, внимательно слушала. И в мутном свете её стены казались кипенно-белыми, а окна, наоборот, этакими чёрными провалами.

Что сказать.

Я был жив.

И цел.

Правда… да, в себя я пришёл в том подвале, с ноющей болью в груди и ощущением, что если пошевелиться, то рассыплюсь на хрен на тысячу кусков, как тот Шалтай-Болтай.

Не рассыпался.

Дед крикнул Еремея.

А тот подхватил меня и поволок уже наверх. По пути я снова отключился, а снова очнулся в светлой чистой комнатушке.