— Благодарен вашей милости! Ах, как сожалею! — и, не выдержав наигранного тона, сорвался на крик: — Ты!!! В навоз твою душу!.. Ты тут кто такой?! Ты пан-крепостничий или слуга народа? Ты сам-то, злодей, на ломаный грош еще не принес пользы колхозу! Складно брехать гораздый! Больно высоко взлётываешь, поглядим, как ты в лужу хряснешься! Мы еще с тобой потолкуем где полагается!

Тотчас по Горелому разнеслось:

«У Мартыныча с Никанорычем получились рога!»

Остерегающая, многозначительная новость.

К вечернему наряду были приглашены все члены правления. При старом председателе на вызов в контору тянулись вразвалку, будто отбывать подневольщину. А тут, заинтригованные ссорой Костожогова с Шургиным, все до единого правленца явились точно к назначенному часу.

— Неплохое начало, — сказал председатель. — И так будет всегда: члены правления обязательно присутствуют в полном составе на ежевечерних нарядах-совещаниях. Кому это требование не нравится — пусть заявит сейчас же. Попросим таких переизбрать…

— Ну, бригадиры, всякие тут заведующие, — эти члены правления полномочные, — они пусть и присутствуют, и решают, — а такие, как я, — тракторист или вон — Фекла Голяткина, доярка, — с нас какой толк?

— Несерьезное мнение, Стародубцев. Тракторист, доярка — это, если хотите знать, самые решающие голоса.

— Вы ж сами сказали, — переизберем таких…

— Мы от вас ничего не слышали. Не упорствуйте. Итак, решение принято. Заносите в протокол.

— Нигде такого порядку не заведено… — несмело вставила Фекла Голяткина. — У вас правление, а у меня коровы не все подоёны, — что ж, бросать их, бечь в контору?

— Уладим, уладим. Нигде не заведено, тем хуже для тех, которые живут без порядка. Колхоз — демократическая форма хозяйства. Председатель — не начальник. На него не должно быть никаких ссылок, будто он сам решил тот или иной вопрос. Бюрократизму нет у нас места. Каждый день жизнь ставит перед нами те или иные проблемы, их надо разрешать сообща и без малейшего промедления. Наказывать за проступки. Смещать с должности нерадивых и назначать преданных делу. Для этого обычный вечерний наряд будет частично проходить, как полномочное заседание правления.

Когда началось обсуждение проступка бригадира Шургина, председатель сперва не получил ничьей поддержки.

— Сразу так прямо и сымать?! Дать ему предупреждение, одумается человек, исправится. А не исправится — тогда уж…

— Для исправления и будет ему срок: пусть поработает рядовым, покажет свою преданность. Сегодня он проявил себя как самый отпетый без-здельник! Разгильдяй, не думающий о благе колхоза. Чего же ради испытывать нерадивого на ответственной должности? Какой пример он может подать колхозникам? Нет, товарищи, нет, нет и еще раз — нет. С руководителей должен быть самый высокий спрос. Никакого прощения за проступки, причиняющие вред производству. Путь для исправления для таких лиц один: на общих работах.

— Крутовато берешь, Мартыныч. Так-то мы с тобой всех, работников поразгоним, останемся вдесятером, как вот тут сидим…

— Разбегутся лодыри, бездельники, преданные никуда не уйдут. Напрасное беспокойство. Лучше меньше, да лучше. Избавленные от захребетников, в сто раз энергичнее будут трудиться настоящие колхозники. Скорее придем к полному достатку.

— Ну, так, значит: Шургин — нерадивый, а тот — Петька Маракин, — он что — «преданный»? Как же мы доверим ему бригаду, когда он сроду кроме как своей бабой никем не руководил?

— А вот что и важно, товарищи: никем человек не руководил, но в споре с Шургиным оказался на десять голов выше этого бригадира. Так почему бы нам не дать возможности проявить Петру Михайловичу свои скрытые организаторские способности?

— Нешто, коли испытательный срок назначить… — сдавались понемногу члены правления.

Как в любом колхозе, так же и в «Ленинском пути» не очень-то было принято становиться поперек воли председателя. Оставаясь при своих особых мнениях, члены правления давали молчаливое согласие с занесением в протокол предложений своего главы. Он только вежливо-самоуверенно осведомляется: «Возражений нет?» — Окинув взглядом молчаливых товарищей, заключает: «Нет. Принимается». А собственно голосование — «ненужная формальность» — с каких-то пор здесь перестало соблюдаться на заседаниях. Однако зря. Ведь трудновато было бы правленцам поднимать руку «за», когда на душе скорее «против»…

…Это был самый первый, и теперь уже давний-давний, случай, когда у Корнея Мартыновича с колхозником получились «рога». То были годы сороковые, ныне на календарь всходят шестидесятые…