— Такие-то дела у нас с тобой, Ленчик!.. Мне все-все известно, как у тебя с Нюшкой. Ну, об том меж нами больше ни слова! Я к тебе чего прибегла. Леня! Милый! Вызволяй из беды! Обереги меня от нелюбых ухажеров, ну их к нечистому! Я уж тут наслухалась всякого! Этот давешний Славка Галочкин — кого только не охмурял! Языком торо́чит — женюсь, женюсь! — а невесту себе приглядывает, ровно корову на базаре. Тут еще второй объявляется, почище этого. Мать с отцом взялись уговаривать: не поезжай боле в свою тайгу, дочка, тут серьезный холостяк объявился — не нашенский, из приезжих. Ветеринар… Спасай меня, Ленечка! Неужто я такая тебе… неинтересная?

Ленька вздрогнул при этих словах. Но не шелохнулся. Танька продолжала:

— Его уже пригласили на вечер. Со встречей-то. Смотрины устраивают! А Славка Галочкин сам напросился. Мать и ему сказала приходить. Ох, ну как? Пошли!

— Я завязал, — твердо заявил Ленька.

— Пить-то? И не пей. Еще даже лучше. Посидим рядышком, чтоб никто третий не вклинивался.

Ленька размяк. Ну конечно же, он не прочь объявиться с ней на людях в качестве нареченного и полагал, что Таньке вовсе не ради одной игры, а всерьез этого хочется.

— Не решаешься? Может, опасаешься, что те придут… Нюшка с этим… Не званы? У них свой интерес. А у нас с тобой, Леня, свой, правда ведь?

— И ты не жалеешь?

— Чего это?

— А твоего Петьку Грибова Нюшка увела?

— Тьфу! О чем ты!.. Лень… Не замечаешь? А я ведь глоточек приняла. И треплюсь, и треплюсь, выбалтываю бог знает что. В голове такое сейчас! Дай-кось, я тебя… ну, просто так, без всякого…

Она рывком схватила Леньку за шею, поцеловала в губы и резко оттолкнула от себя.

— Ой, Тань! Ну, Тань!.. — задыхался Ленька. — Не шутила бы ты… Вот не время только, а то…

— Чего «а то»? — Танька сняла вся. — Говори!

— Я пошел бы с тобой, Тань. Дедушке плохо. О смерти заговорил.

— Ты — что?! Умирает?

— Прощаться начал….

Танька прижала руки к груди:

— Ленечка, милый, прости! Я-то с какой дуростью к тебе…

— Ничего худого ты не сделала.

— Я остаюсь у вас. Давай будем верить, что не умрет. Сильная в нем, в Архипе Миколаиче, природа.

— Сильная… — Ленька запнулся: в это время с дедова крылечка сбежала девичья легкая фигурка. «Нюшка?!» — пронеслось в голове.

Она тоже заметила Леньку с Танькой, идущих от огорода, стала на месте, сцепила руки ниже груди, как-то упрямо нагнула голову. Танька встревоженно кинулась к ней:

— Это ты?..

— Али не видишь… — прошептала Нюшка.

Ленька стоял поодаль.

— К Лене пришла?

— К кому ж идти… Сказали, у дедушки. Зашла, а там над больным фершалка…

— Вот он, Леня. Не буду мешать, Я пошла. Дома гости ждут.

Чтобы разом оборвать неловкую сценку, Танька помахала обоим рукой и выбежала со двора.

Ленька не трогался с места. Нюшка сделала движение, будто готова повернуться и уйти, не сказав ему ни слова. Но что-то ее удержало. Тогда он сделал шаг навстречу:

— Говори уж, с чем пришла.

— Шла — было с чем, а теперь — не знаю, — шагнула и она к нему.

— Давай отойдем куда…

— Туда же, куда ее водил? Нет уж, спасибо.

— Чего там!.. Не обижайся. Я перестал обижаться за давешнее. Говори, пожалуйста.

— Разругались мы с Петькой из-за тебя. Чужой он!..

— Нюшка… Нюшенька… Ты плачешь… — Ленька достал из кармана платок, потянулся утереть ей лицо. Но тут скрипнула в доме дверь и на весь двор раздалось покашливание Васьки Потрошихина.

Нюшка, — недаром она «перепелочка», — во мгновение ока встрепенулась и вылетела за ворота. Ленька кинулся следом, но в калитке будто споткнулся: куда бежать? Зачем? Смотрел, как маленькая тоненькая фигурка постепенно стушевывалась, и вот уж совсем слилась с вечерним туманом, растворилась в сером воздухе тихой улочки….

Он вернулся во двор, уселся на приступок дедова крылечка. Облокотясь на свои острые коленки, сжал крепко виски ладонями. В голове сумятица, неразбериха. Внутренний голос судит его необдуманные сегодняшние поступки. «Жених! Чей ты жених? Ты — просто дурак». Похоже, в нем разговаривают два Леньки и ему как-то удается поставить их друг против друга: может, поспорят, поспорят да на чем-то сойдутся?

«Ты кого любишь — Нюшку?»

«Теперь не знаю…»

«Ты, кажется, уже полюбил Таньку?»

«Она хорошая…»

«Бедная Нюшка!.. Жизни бы не пожалел, чтобы сделать ей добро, чтобы она была счастлива!»

«Ну, так на чем остановишься?»

«Ни на чем! Отвяжись! К чертям все! Дедушка-то…»

Образ умирающего деда, самого родного, самого дорогого на земле человека безраздельно владел его душой.