А вот слева всё те же пятиэтажки, которые, — тут могу ошибаться, выглядят гораздо светлее чем те, из моего времени. И идти легко, в свои пятьдесят с хвостиком я уже и забыл каково это, когда ничего не болит, и стоптанные кеды кажутся вполне удобными.

Прошел до конца улицы, повернул направо, жадно впиваясь глазами в местную достопримечательность, высотку (десять этажей) с часами. Часы большие, видно издалека, показывают время, день недели и температуру. Весьма прогрессивная штука для такого маленького городка.

«Четырнадцать тридцать семь, пятнадцатое июня, пятница, t+24».

Так, стоп. Пятнадцатое?

В голове нехорошо кольнуло, заставляя напрячься. Как-то за всеми этими событиями я и забыл то, о чем забывать категорически не должен.

И вроде столько времени прошло, а всё сразу же перед глазами встало.

Пятница, вечер, дискотека. Хоть и почти не пил, но настроение приподнятое, повеселились на славу, и примерно в час ночи я, сославшись на ранний подъем — а так оно и было, отчалил.

Идти недалеко, через парк, минут десять и дома. Городок у нас сложный, криминальный, но во-первых, я местный, во-вторых, спортсмен, поэтому нарваться на неприятности не боюсь.

И зря. Топал себе по тропинке, песенку «прилипшую» напевал, и тут крик. Сначала не разобрал, думал показалось, но прислушавшись, уже не сомневался, кричала женщина.

Головой покрутил, определил направление, и не раздумывая, двинулся на звук.

Шёл недолго, почти сразу за кустами, буквально в тридцати метрах от тропинки, стояла машина, а возле нее, прямо на земле, насиловали женщину. Точнее насиловал один, двое стояли рядом, подбадривая «смельчака» сальными шуточками.

То что не наши, не с нашего района, определил сразу, лиц не видел, темно, но голоса были не знакомы.

Тренер мне всегда говорил, думай о хорошем, не давай волю эмоциям, держи себя в руках, и я держал. Но то что срабатывало на ринге, здесь дало сбой. Не знаю, может алкоголь так подействовал, или ещё чего, но как пелена какая-то захлестнула, — хоп, и мозг в отключке. Как бил, не помню. Помню только злость дикую, ненависть. Очнулся уже когда двое лежали без признаков жизни, а третий, тихо поскуливая, катался по земле.

А вот женщина куда-то подевалась. Нет, её можно понять, испугалась, убежала. Но это сейчас, в аффекте. А то что потом, когда меня в тюрьму сажали, не объявилась, этого мне понять так и не удалось.

В таких невеселых размышлениях я и добрался до дома. Обычная хрущеба, каких в стране миллион, подъезд с крашенными стенами и белеными потолками, обитая дерматином дверь на первом этаже, и звонок-колокольчик. Да, ещё коврик перед дверью, а под ним ключ. В «современных» реалиях звучит дико, но так оно и было. Ключи оставляли под ковриками, в почтовых ящиках и в электрических щитках. И никто не брал, а о том чтобы обокрали кого, лично я никогда не слышал. Может люди были честнее, а может воровать было нечего.

Вытащив из-под коврика ключ, позвонил на всякий случай в дверь. В ответ тишина, дома сейчас никого, родители на работе, так что время освоиться у меня есть.

Вздохнул, справляясь с волнением, с понятным трепетом потыкался в замочную скважину — отвык, и когда это удалось, дважды провернув, потянул за дверную ручку.

Обалдеть.

На самом деле, я хоть уже и слегка свыкся что происходящее вполне реально, но зайдя в квартиру, снова засомневался. Многие вещи — то же зеркало в коридоре например, помнились мне иначе. Выключатели кажутся другими, линолеум на кухне отличается от того что остался в воспоминаниях. Люстра выглядит не так шикарно как в памяти. Хотя с люстрой объяснимо, понятие шикарности начала девяностых, разительно отличается от того же в веке двадцать первом.

Но вообще, похоже, что так со всем что вижу, вроде как последствие длительного отсутствия. Почти сорок лет, это вам не шутки. Сервант, стол, кресла, диван, телевизор. Внешне мебель как новая, да она такая и есть, а ощущение будто не домой я к себе пришел, а в музей.

Заглянув в свою комнату, невольно замер. Тут почему-то всё выглядело в точности так, как и запомнилось.

Стол завален тетрадями и всякой всячиной, кровать не заправлена, вещи из шкафа валяются на полу. Наморщив лоб, с трудом вспомнил что в день отъезда на сборы, проспал, поэтому такой бардак и устроил, а мама, видимо, принципиально не стала убираться.

Силком заставив себя сесть на стул перед столом, — трогать «музейные» экспонаты категорически не хотелось, принялся за уборку. Собственно, особо делать ничего и не пришлось, без разбора покидал всё в верхний ящик стола, да поправил чуть съехавшее оргстекло с лежащими под ним календариками.

С раскиданными вещами всё выглядело сложнее.