Размер шрифта:   16

Эйрин сжала зубы, пытаясь подавить беспросветное отчаяние, захлестнувшее всё её существо. Каждый смешок, каждое унизительное слово как острые иглы пронзали её сердце. Она не могла поверить, что оказалась здесь, на этой грязной площади, после всего, что произошло. В её памяти всё ещё звучал голос Залкоса: его холодные слова, его жестокость и то, как во время ласк, сводивших её с ума, он напевал её имя, — всё это казалось таким далёким, как будто было не с ней.

Внезапно послышался топот копыт, остановившийся рядом с ней, и грозный голос раздался подобно страшному грому:

— Пошли все прочь! Не смейте её трогать!

Эйрин, сглотнув слёзы, подняла голову и увидела прямо перед собой светловолосого рыцаря на гнедой лошади, облачённого в сверкающие серебряные доспехи и белое сюрко со звёздным символом Спироса на груди.

Её лицо вытянулось от удивления, и она почувствовала, как заскорузлая грязь осыпается с её щёк.

Толпа, окружавшая её, вмиг бросилась врассыпную, и Эйрин осталась одна, сидящая в луже напротив рыцаря, короткие светлые пряди обрамляли его открытое лицо, красоту которого не могла скрыть даже застывшая на нём суровость, но его светло-зелёные глаза смотрели на неё со странным интересом, который она не могла понять.

Рыцарь спешился и, подойдя к ней, протянул ей руку, его лицо смягчилось, а глаза засверкали ярче.

— Как тебя зовут, милая? — ласковым голосом спросил он.

— Эйрин, — тихо молвила она, не смея вложить в его руку свою грязную ладонь.

— Эй-рин, — повторил он нараспев, напомнив ей Залкоса, от чего её сердце пронзила острая вспышка боли, и она, прижав руку к груди, пошатнулась и рухнула лицом в грязь.

В следующий миг сильные руки подхватили её и усадили в седло — она сама не поняла, как это случилось, но вдруг обнаружила себя сидящей на лошади со свешенными на одну сторону ногами и прижатой к телу рыцаря, который крепко обнимал её за талию одной рукой, а другой уверенно держал поводья.

Лошадь, слегка покачиваясь, пошла мерным шагом, и Эйрин зажмурилась, всё ещё не веря, что её мучения закончились. Её голова кружилась, и ей показалось, что она вот-вот упадёт, но, словно в ответ на её страх, рыцарь крепче обнял её, и она почувствовала, как тепло его руки проникает сквозь её лохмотья и грязь, обжигая кожу. Это было одновременно и пугающе, и волнующе, и её сердце забилось быстрее в такт ускоряющемуся цокоту копыт.

Лошадь рванула вперёд, и свежий ветер развевал спутанные волосы Эйрин, словно пытаясь освободить её от оков стыда и унижения. Она не могла сдержать дрожь, когда рыцарь прижал её к себе ещё сильнее, давая ощутить свою поддержку.

— Держись крепче, — произнёс он уверенным голосом, и его слова, словно заклинание, заставили её на миг забыть о боли и позоре.

Лошадь мчалась по дороге, и Эйрин, открыв глаза, сквозь слёзы, всё ещё блестевшие на её ресницах, видела проносящиеся мимо размытые пейзажи: золотые поля с высокими стогами, изумрудные леса на горизонте, — но в её сознании был только он, рыцарь, который пришёл ей на помощь, словно сам Спирос его послал. Она трепетала от его близости, задыхаясь от ветра и вихря эмоций, закружившегося в её душе. Страх, надежда, восторг бешеной скачки — всё это захлестнуло её головокружительной волной, и она не могла сдержать улыбку, которая сама собой расплылась на её лице.

В этот миг, когда ветер обдувал её кожу, Эйрин почувствовала, как её сердце наполняется новым чувством — свободой, — и она наконец глубоко вдохнула, ощущая, как свежий воздух наполняет её легкие, словно очищая её от всего, что произошло до этого момента.

— Я не позволю никому тебя обижать, — решительно сказал рыцарь с твёрдостью в голосе, и эти слова разлились бальзамом по её ранам.

Она повернула голову и встретила его взгляд — светло-зелёные глаза, горящие страстным огнём, смотрели на неё с пониманием и заботой, и в них она увидела отражение надежды, расцветавшей в её сердце робким цветком.

— Спасибо, — прошептала Эйрин, её голос едва был слышен, но в нём звучала вся благодарность, на которую она только была способна, и губы рыцаря изогнулись в лёгкой улыбке, которая заставила её сердце забиться быстрее.

Она чувствовала его дыхание, каждый его вздох становился для неё напоминанием о том, что она всё ещё жива, и в этот момент она чувствовала себя в такой безопасности, что, казалось, была готова всецело довериться ему, хотя где-то на краю сознания тоненький внутренний голосок шептал о том, что это может быть опасно.

Между тем с каждой минутой её сердце всё больше полнилось решимостью — и уверенностью в том, что в этом новом мире, знакомство с которым было столь болезненным, её ждёт что-то удивительное. А ещё была надежда — на то, что изгнанный бог Хаоса тоже может быть где-то здесь и что она сможет вновь встретиться с ним и доказать ему свою любовь.