Финальное сходство с упомянутым грызуном ему придавала широкая проплешина на голове, оставляющая своего владельца практически лысым, за исключением редких, мерзко выглядящих спутанных прядей, клочками свисающих в районе висков и затылка.

— Смотри, Модест, у меня мало времени. Если все сорвется… — тот кого он называл мессиром, недовольно скривил лицо. — Ты знаешь, что тебя ждет.

Модест испуганно вжал голову в плечи. Глазки-бусинки нервно забегали по сторонам. И тут он наткнулся взглядом на меня. Лицо его изобразило целую гамму эмоций, от удивления до облегчения.

— Мессир, — неуверенно начал он. — Прошу, взгляните. Объект уже доставлен, — он указал своей пухлой рукой в мою сторону. — Видимо эти болваны забыли мне об этом доложить. Они непременно будут наказаны за это.

Мужчина проследил за его жестом. Взгляд его прояснился, морщины на лбу разгладились.

— Доставили? Отлично, — произнес он, подходя к краю выложенного из зажженных свечей круга.

Только сейчас я обратил внимание, что при ходьбе он опирался на элегантную трость с серебряным набалдашником в виде головы какого-то животного, в пасти которого сверкал, переливаясь гранями, массивный рубин.

Но стоило ему подойти ближе, как брови его поползли к переносице, и взгляд снова стал хмурым.

— Модест, — позвал он.

Негромко. Но похожий на противную крысу пухляш его услышал. В одно мгновенье он оказался подле него и замер, почтительно согнув спину и опустив голову.

— Да, мессир?

— Я надеюсь он еще жив? — с сомнением посмотрел он на меня, лежащего без движения.

А я просто не могу сейчас пошевелиться. Устал очень. Вот лежу — силы коплю.

Модест нервно сглотнул:

— Секундочку…

Ах, ты ж, падла! Я поморщился.

Этот пухлый гаденыш подскочил и пнул меня острым носком своего ботинка прямо под ребра, выдавливая из моих легких хриплый рык.

Исполнительный крысеныш тут же отскочил обратно к своему хозяину и радостно сообщил:

— Живой!

— Хорошо, — кивнул тот. — И где там Пьетро? Он готов?

— Готов, монсеньер.

Из-за колонны вышел новый персонаж этой странной мизансцены.

Двигался он плавно и бесшумно. Хищный взгляд и надменная улыбка. В движениях его угадывались навыки опытного бойца.

— А, Пьетро, ты уже здесь? — одобрительно кивнул мужчина в камзоле.

— Здесь, монсеньор. И мои зверушки уже жаждут порезвиться.

— Отлично. Уверен им понравятся новые игрушки.

Игрушки… Зверушки…

Я что, в долбаный цирк попал? А этот долговязый с тростью — их шпрехшталмейстер?

— Не переживайте, мессир, мы все сделаем в лучшем виде, — пухляш подобострастно взглянул на своего хозяина и в очередной раз потер ладони друг о друга.

— Модест, ты точно понимаешь, насколько это важно? — мессир позволил себе лёгкую улыбку, от которой у того задергался глаз.

— Конечно, мессир. Я понимаю…

— Просто уточню у тебя еще раз. Ты же знаешь, как это должно выглядеть? Или нет?

— Ммм…? — Модест замычал что-то нечленораздельное, морща при этом лоб в попытках решить, какой же из ответов будет правильным.

Не став дожидаться пока к внезапно онемевшему слуге вернется дар речи, мессир продолжил:

— После смерти отца, выродок Серебряковых впал отчаяние и перерезал всю прислугу в доме. Принес их в жертву, чтобы воскресить главу рода при помощи запрещенного ритуала. О котором он случайно узнал, наткнувшись на старинную книгу в их родовой библиотеке… Книгу, кстати, подбросили?

— Да, мессир, — пухляш закивал. Да так активно, что его голова готова была оторваться от тела. — Я лично это проконтролировал.

— … Он надеялся призвать того, кто сможет вернуть старшего Серебрякова к жизни, но совершил ошибку, неправильно нанеся кровавые символы на алтарь, и вырвавшиеся наружу потусторонние твари разорвали его самого.

— Гениально! — выдохнул из себя Модест, когда тот закончил говорить. По пухлой щеке потекла одинокая слеза восхищения.

— Никто не должен усомниться, что все было именно так, — произнес мессир, добавив в голос ледяные нотки. — Ты понимаешь, теперь, насколько здесь важна каждая деталь?

— Да-да, конечно, мессир. Я прекрасно это понимаю… — охотно закивал пухлый слуга.

Долговязый прервал его, дав рукой знак, чтобы он заткнулся, и указал тростью на меня.

— А если ты это понимаешь, то почему тело лежит не в центре?

Произнес он это негромко. Но даже у меня по спине холодок пробежал от его голоса.

Что уж говорить про несчастного Модеста.

— Мы… Я… Сейчас все исправим, мессир, — зажмурив глаза от страха, пролепетал он. Его тело трясло мелкой дрожью.