Но сейчас, когда я лицезрел настоящую гибель и руины перед собой, я задавался вопросом: а вдруг она ошибалась? Вдруг мы предназначены уничтожить не только друг друга, но и всё вокруг?
Последние два с половиной столетия я следил за королевством, насколько это было возможно, наблюдая за Тифоном и его воинами. За это время я обрёл новую форму, позволяющую скользить незамеченным сквозь трещины, избегая тех, кто ждал моего возвращения.
С крыльями, такими похожими на те, которые он оторвал от меня, с когтями, острыми, как лезвия, и с перьями, чёрными, как ночь. В облике ворона, скрываясь от Тифона, я парил высоко над деревьями, наблюдая, ожидая.
Принцесса устроилась под моим деревом, когда появился Тифон. Их резкие слова донеслись до меня вместе с ветерком, вспышка гнева прорезала солнечный свет. Я подумал, что разум играет со мной злую шутку, когда увидел, как тени вырвались из её кожи.
Но тьма исчезла так же быстро, как и появилась, сожжённая золотой магией Тифона. Я слишком хорошо знал, какой след это оставит на её коже, и ту боль, что будет терзать её потом. Затем её увели к яблоневым садам. Я последовал за её магией, словно за маяком в ослепительном солнечном свете, чтобы убедиться, что зрение не обмануло меня.
Но когда она шагнула между яблонями, они расцвели вслед за ней. Её сила была чем-то прекрасным, ослепительным светом в этом мрачном мире, и теперь я был уверен, что ранее ошибся. Не могло быть тьмы в этом божественном существе, когда вокруг неё крутилась такая ослепительная, сверкающая магия.
Принцесса остановилась перед особенно красивым деревом, задумчиво глядя на него. По позвоночнику пробежала тьма, моя сила пробудилась, вытягиваясь, словно я протянул к ней руку.
Магия звала магию, и моя потекла сквозь то, что осталось от моей души.
Знакомые тени скользнули с её плеч и запястий, оплетая руки, пока две белые перчатки не упали на покачивающуюся траву. Как в трансе, её бледная рука протянулась вперёд, пальцы раскрылись, чтобы коснуться коры. Мое дыхание замерло — я ощутил слабый отголосок удивления, если такое чувство всё ещё могло существовать во мне, — когда дерево увяло и рассыпалось в пепел у её ног. Я едва различал крики стража и полубога за её спиной.
В груди разлился лед, вечный мороз проник ещё глубже, пока не заболели кости.
Сила жизни и смерти в одной богине, в его руках.
Это меняло всё.
Если у неё была сила тьмы, она могла стать инструментом для целей Тифона. Закрыв глаза, я снова увидел то древнее поле битвы. Крики раненых. Вкус тумана на языке, когда он вырывался из моих пальцев.
Я должен действовать — и быстро, прежде чем он научится управлять её силой.
Как только она вернулась в замок, сверкая в лучах полуденного солнца, я оторвался от ветви дерева и взмыл в небо, направляясь к туманам, разделяющим наши земли. Это была граница, которую я создал тысячи лет назад, наподобие охранных рубежей, окружавших Эферу и защищавших её обитателей от тех, кто хотел причинить им вред, — и удерживавших Оралию внутри. Если кто-то осмеливался войти в туман без моего благословения или приглашения, его ждала участь бродить там, пока силы не покинут его тело.
Но как часть моей магии, этот туман также обитал в моём королевстве, зовя меня и предупреждая, как сейчас, о незваном госте на моих берегах. Госте, которого уже перехватили.
Моя сила мерцала. Чем дольше я находился в Эфере, тем больше концентрации требовалось, чтобы управлять ею. У каждого бога был свой проводник для магии. У Тифона — солнце. У моей матери — небо. А я черпал свою силу из тьмы так же, как, похоже, это делала принцесса.
Скользнув вниз, я прорвался сквозь туман и сменил форму, бесшумно ступив на мягкую лесную подстилку. В тумане часто находили людей и полубогов. Они потерянно блуждали, пока не погибали от обезвоживания. Разумеется, я принимал их души. Нередко они появлялись на землях Инферниса, растерянные и одичавшие, пока я или кто-то из моего двора не уводили их обратно в их часть королевства.
Туман расступился, клубящиеся ленты тьмы обвили запястья и лодыжки, как живое существо, приветствуя своего хозяина дома. На берегу в лениво накатывающих волнах ждала ониксовая лодка — подарок от Кальи, одной из сестёр моей матери. Нос корабля изогнутым лезвием выходил из тёмной воды, а с его конца свисал фонарь с голубым светящимся пламенем, указывая на корму, которая покоилась на песке.
— Myhn ardren, — раздался грубый, низкий голос с лёгкой женской хрипотцой. Слова древнего языка, на котором теперь говорили только в Инфернисе, заскользили сквозь темноту, раздаваясь с носа корабля.
Мой король.
Я кивнул в знак приветствия.
— Вакарис.