Все, что находилось в радиусе семисот футов от огненного шара, начисто уничтожилось.

Огромный пылающий шар пронесся над городом, поднимаясь все выше и выше, расширяясь, пока не скрыл собой все вокруг. Колоссальное, пылающее чудовище ярости и огня вспороло небо.

Огненный шар взвился вверх в исполинской вспышке необычайного блеска, яркой и обжигающей. Взрыв света был виден на расстоянии более ста миль во всех направлениях.

Сильный, неистовый жар уничтожал все на своем пути. Тотчас же вспыхнули тысячи пожаров.

Как будто Солнце низвергалось на Землю.

Мощный поток света вспыхивал зелеными, синими, красными и оранжевыми цветами, впиваясь в сетчатку глаза каждого, кто смотрел, если он еще не успел полностью ослепнуть.

Вспышка ослепила людей на расстоянии восьми миль, вплоть до автострады. После вспышки раздался оглушительный грохот — взрывной, громоподобный, похожий на столкновение гор.

Вместе с ним пришла ударная волна — стена огромного давления, в пять раз сильнее урагана пятой категории.

Взрывная волна уничтожила дома, офисы, церкви, кондоминиумы, рестораны, фабрики, школы, больницы и отели, животных и людей.

Ударную волну ощутили даже люди, находящиеся на расстоянии ста двадцати миль.

Она пронеслась по Национальному торговому центру и разрушила Капитолийский холм. Сокрушила памятники и музеи: Смитсоновский институт, здание Капитолия, Библиотеку Конгресса, здание Верховного суда, монумент Вашингтона, Белый дом.

Мощнейшая ударная волна вобрала в себя почти весь воздух. Последовавшее за ней экстремальное низкое давление оказалось настолько сильным, что глаза людей выдавливало из глазниц.

В радиусе полумили от нулевой точки все здания снесло или они стали непригодными для жизни.

В радиусе одной мили доза радиации оказалась почти повсеместно смертельной.

В радиусе двух с половиной квадратных миль тепловое излучение испепелило кожу, вызвав обширные ожоги третьей степени у десятков тысяч пострадавших.

Но ужас только начинался.

Облако, вздымаясь вверх, втянуло в себя тысячи тонн пепла, грязи, бетона, пластика, стекла, бумаги и пыли. Радиоактивный торнадо пробивался сквозь облака к верхним слоям атмосферы со скоростью пять тысяч футов в минуту.

Грибовидное облако поднялось на высоту более пяти миль, а его диаметр составил почти две с половиной мили, в атмосферу изверглось более двух сотен радиоактивных изотопов.

«Форд Таурус» выехал из парка и влился в поток машин, выезжающих из города. Еще оставалось место для маневра, позволяющее объехать разбитые машины и скрыться, но это ненадолго.

На шоссе валялись десятки разбитых машин, пораженных взрывом. Многие люди, успевшие посмотреть в зеркало заднего вида во время вспышки, были ослеплены и на полном ходу впечатывались во впереди идущие машины.

А пока «Таурус» мчался прочь от города, пассажир повернулся на своем сиденье, разглядывая горящие руины Вашингтона — не в ужасе, а с восторженным торжеством.

За десять секунд более пятидесяти тысяч мужчин, женщин и детей были стерты с лица земли. Еще более восьмидесяти тысяч получили тяжелые ранения.

Через десять минут высокорадиоактивная пыль, бурлящая в гигантском грибовидном облаке, начала опускаться вниз.

Она отравит еще сто тысяч человек, когда ядерная цепная реакция выпустит поток гамма-лучей, проникающих через кожу и повреждающих органы и костный мозг.

Только третий раз в истории человечества ядерная бомба была применена против гражданского населения.

Но не последний.

Глава 2

Дакота

До взрыва: 00 часов 15 минут…

Дакота Слоан привыкла к трудностям. Ей с юных лет приходилось выживать, поэтому она постоянно ждала очередной беды, разочарования, нового удара судьбы, который стремился ее сломить.

Но Дакота не сломалась.

Впрочем, сейчас она чувствовала, что близка к этому. В груди неприятно кольнуло, когда она посмотрела на улицу за окном бара «Пивная хижина».

Дакота замерла, склонившись над желтым столом, заваленным скомканными салфетками и жирным, наполовину съеденным обедом из жареной картошки, гамбургеров и неряшливых капель кетчупа. Пустой стакан с колой едва не выскользнул из ее пальцев.

Ее взгляд метнулся к знакомой фигуре, пробирающейся сквозь толпу обедающих по Фронт-стрит в Овертауне, на окраине центра Майами.

Она знала эту уверенную, целеустремленную походку, худощавую, высокую фигуру, точеную как лезвие ножа. Дакота узнала бы это угловатое лицо в любом месте, его мрачные, лихорадочные глаза — глаза, преследовавшие ее в ночных кошмарах.

Его не должно здесь быть.

Дакота не верила в совпадения.

Если Мэддокс Кейдж появился в Майами — в этой части Майами — то только по одной причине.