Он думает, что было бы интересно переспать с ней, стать средством для удовольствия, для достижения цели. Он думает, что Алия отличалась бы от других – её любопытство хорошо отразилось бы на постели. Или спальном мешке, если на то пошло. Рейвен хмыкает и поднимает бровь в ответ.

– На что похожа Тарага? – Алия спрашивает его однажды утром, когда Рейвен сидит на камне и полирует свою броню, вяло флиртуя со старшей чародейкой, чтобы насладиться гневным румянцем на её щеках. Она напоминает ему одну из тех шлюх, которые его вырастили, не из-за её поведения, а из-за того, как она заботится о нём. Ему становится не по себе. Флирт, по крайней мере, возвращает его на землю – это нечто привычное и ожидаемое, неотъемлемая часть его характера, которую он может выставить напоказ, когда ему нужно убедиться, что он не становится слишком человечным. Он думает, что всё будет проще, если он останется для них просто каким-нибудь тарагским убийцей, которого их предводительница спасла в опрометчивый момент сентиментальности. Дружба – это не то, что он может себе позволить.

– Она большая, – отзывается Рейвен. – Разные люди видят разные её стороны. Боюсь, моя сторона – не самая добрая. Или красивая.

На самом деле это, возможно, самое страшное. Он любит свою родину, любит – но… Это не Алкарон, заросший лесом и кишащий огромными собаками. Это также не позолоченный Каледос.

– Меня не интересует внешность. Меня интересует, что внутри. Расскажи.

– Хорошо, – говорит Рейвен. «Спокойно», – говорит он себе, – «Будь проще, не давай им повода тебя убивать.

Он рассказывает ей о запахе кожи, о морской соли. Как солнце согревало его изнутри. Он говорит ей другие вещи, которые труднее услышать, чтобы посмотреть, отпугнёт ли это её. Он рассказывает ей об убийствах, заговорах и неправильных поступках. Он рассказывает ей о публичном доме, где вырос, о Скорпионах, о своём обучении. Он опускает некоторые моменты, но общая канва в основном правдива. Алия сидит и наблюдает, её острые уши любопытно подёргиваются.

Когда история подходит к концу, Вен уже нет рядом, а солнце село.

– Спасибо, – говорит Алия. – Что рассказал мне.

Она смотрит в огонь, задумчивая, как всегда. – Я бы хотела когда-нибудь увидеть Тарагу.

– Даже после всего, что я сказал? Это не лучшее место для отпуска.

– Тебе она нравится, – говорит Алия, игнорируя намёк.

– Это не делает её лучшим местом для посещения, – отзывается Рейвен. – Я испытываю привязанность ко многим ужасным вещам.

Алия принимает это, пожимая плечами, и на мгновение бросает взгляд на своих спутников.

– Как и я.

Моран не был доволен тем, что видел. Он говорил, что мало понимает в человеческих отношениях, и вёл себя так, как будто действительно ничего о них не знал… Но он привык наблюдать, оставаясь невидимым для людей.

Когда они только покинули болотные владения его отца, Алия часто подходила к нему, пытаясь завести разговор. Поначалу Моран отталкивал её, старался выстроить стену. Он действительно не привык к тому, чтобы люди ластились к нему, он этому не доверял.

Моран вырос в уединении и отшельничестве. Его наставник, возможно, никогда и не был ему кровным отцом, но заменил отца. Он учил его магии – такой, какая в человеческом мире давно была запрещена.

Когда Моран был ребёнком, человеческий мир притягивал его, он то и дело сбегал, норовя добраться до ближайшей деревни и понаблюдать за другими людьми. Однажды он решился выйти к ним, ничего не зная о людских порядках, о законах Церкви, о Стражах и Кругах. Наставник рассказывал ему об этом, но Моран был слишком мал, чтобы принимать его слова всерьёз.

В тот день он едва не оказался на костре, за то, что помог сельской девчонке вылечить барашка.

Моран был нелюдимым, но он не был дураком, и больше на эту удочку не попадался никогда.

Но люди продолжали притягивать его. Теперь он приходил к ним, обернувшись волком или другим диким зверем. И когда расспросы Алии стали слишком настойчивыми, не удержался – рассказал ей о многом из того, о чём ему не с кем было говорить до сих пор.

Моран любил своего наставника и названного отца. Он никогда не пытался выяснить, связывает ли их кровь. Но много раз он по-настоящему пытался сбежать. Отец никогда не останавливал его. И встречал его возвращение так, как будто заранее обо всём знал.

Алия слушала его рассказы о жизни на болотах, о том, как он подолгу бродил в тумане в облике животного, и Моран чувствовал, что это первый раз, когда кто-то действительно думает о нём. Может быть, заботится о нём.

А потом появился Рейвен.

– Гляжу я, ты много внимания уделяешь тому головорезу, – заметил Моран как-то, когда поздно вечером Алия подошла к нему «послушать ведьмачьи сказки», – Весьма неосмотрительно.

– Надо полагать, ты о Рейвене, – отозвалась Алия на удивление легкомысленно.