- Я, конечно, слегка не в себе, деточка, - отвечает пожилая леди. – Но не настолько, чтобы не замечать вполне очевидные вещи. Ваш отец никогда не был подлецом, не спеши его клеймить. Он был типичным представителем аристократии, никогда не знавшим настоящую цену монетам и друзьям. Слишком слабохарактерный и добрый, он жил одним днем. Верил многим, а потому часто был обманут. Брат твоей матери рассказал ему о возможности получить большие средства. Ваш отец думал о том, что нужно готовить приданое дочерям, да и имение неплохо было бы реставрировать. В общем, он руководствовался добрыми помыслами, но полез в недоброе дело.

- Мошенники? – спрашиваю.

- Да. Он не только не заработал ничего, но остался должен огромную сумму. И тогда пошел в банк. Остальное ты знаешь. Пока была жива ваша мама, он еще хоть как-то старался все решить, но когда ее не стало, жизнь для него утратила смысл.

- Печально. И вдвойне печально, что решать эти все проблемы теперь придется нам.

- Ты сильная, справишься, - беспечно отмахивается от моих слов бабуля. – А я пойду потороплю малышей. Будет не очень хорошо, если нас станут, как собак, выгонять из нашего же дома. Лучше быть готовыми заранее. И гордо уйти.

- Госпожа? – ко мне подходит служаночка, которую я уже видела вчера. Та самая, с пирожками. – Я слышала, что говорили. Не ругайтесь, госпожа, но я тоже уже собрала вещи, нашла хорошую работу.

- Да чего уж там, - отвечаю. – Думаю, даже лучше будет, если ты отсюда уйдешь. Новые хозяева не показались мне приятными людьми. Особенно в отношении молодых девушек, если ты понимаешь, о чем я.

- Понимаю, - кивает служанка и протягивает мне клочок бумаги. – Это адрес приюта. Он не у нас в городке, а ближе к югу, но там вам действительно смогут помочь. Приютят, работу найдут. Не сердитесь, госпожа, но вам теперь без работы нельзя.

- Да я и сама это понимаю. Спасибо, что помогаешь, - беру у девушки бумажку.

- После болезни вы изменились, госпожа. На лучшее изменились. Раньше вы бы раскричались.

- А толку кричать? Тут думать надо и действовать, а не бегать безголовой курицей и кудахтать.

- Пусть вас берегут светлые силы, - желает девушка.

Мы с ней прощаемся на теплой ноте, малыши с вещами спускаются вниз. Вижу, что у обоих глаза красные и опухшие. Бедные мои. Но слез не показывают, пытаются выглядеть сильными и решительными. Мне аж самой захотелось заплакать, до того жаль их стало. Для взрослого уходить в неизвестность из родного дома – острая боль, а для ребенка – это конец всего его мира.

Поддавшись чувствам, подхожу к малышам, присаживаюсь и обнимаю их. На секунду они оба отвечают объятиями, но потом Рован пытается вырваться.

- Я не ребенок уже, я – мужчина. И… и…это нехорошо, что женщина меня утешает.

- Я никого не утешаю, - отвечаю. – Это МНЕ сейчас надо. Это ты нас с Аникой утешаешь.

И тогда Рован успокаивается и обнимает меня крепче, прижимаясь дрожащим тельцем. Такая волна гордости и любви во мне поднимается – словами не передать. Совершенно чужие дети, но внезапно я чувствую – они мои. И я все для них сделаю!

- И куда мы теперь? – чуть позже спрашивает Аника.

- Мне наша служанка дала адрес одного приюта, сказала, что хороший и там нам помогут. Не знаю, насколько это правда, но нам бы зиму перезимовать, а там уе будем что-то лучшее искать. Как считаете, одну зиму потерпим в приюте, если будем все вместе?

- А нас точно не разлучат? – спрашивает Рован.

- Точно, - отвечаю уверено, хотя уверенности той не чувствую ни грамма, но детям сейчас взрослый, бегающий в панике, совершенно не нужен. У них земля из-под ног уходит, моя задача их стабилизировать и укрепить, а не раскачать еще больше.

Бабуля приносит нам всем завтрак – нехитрые бутерброды с сыром и чай.

- Это все, что я нашла на кухне, - сообщает нам. – Поесть нужно обязательно, даже если не хочется.

Ну вот, а говорят, что она не в себе. Между тем, здравости ее мышления многие не сумасшедшие могут только позавидовать.

Мы все дружно, в рядок усаживаемся и нехотя, через силу едим. Молча. А потом я вспоминаю о шкатулке.

- Так, ребятки, будьте тут, с бабушкой, а я сейчас вернусь.

Быстренько выхожу в холл, где стоят наши сумки и чемоданы, достаю тяжелую шкатулку и пытаюсь ее открыть. Но что бы я ни делала, у меня не получается. Я так увлекаюсь, почти до испарины терзая шкатулку, намереваясь даже идти на кухню за молотком, когда позади меня раздается голос:

- Деточка, там кнопочка есть особая.

Бабушка подходит и просто нажимает какой-то скрытый механизм. Шкатулка щелкает у меня в руках и приоткрывается.

- Это специально, чтобы воры открыть не смогли, - поясняет мне пожилая леди.