Глаша, младшая дочь деревенского кузнеца Михея, росла шустрой и любопытной до всего. Могла целый день в лесу играть, а когда домой возвращалась, раскладывала на полу самоцветные камешки, корешки разные и рассказывала сестрам и братьям про золотых змеек, серебряных ящерок и говорящие камни.

Отца эти игры сначала удивляли, потом начали раздражать, а потом и вовсе злить. И чем старше становилась Глаша, тем сильнее было видно, что совсем она не похожа на родителей. Уж больно яркая получилась девчонка, волосы да брови как смоль, глазища большие, карие.

Поползли по деревне слухи нехорошие, будто Глашка с рудными бесами знается, потому у ее отца и железо самое лучшее. Да много чего еще врали.

Кузнец Михей начал жену попрекать, мол, и вправду нагуляла она младшую дочь от золотого змея Дайко, как есть бесовку горную родила.

Однажды ночью дети услышали, как за стеной отец ругается люто, а мать плачет. А на следующий день Михей унес в кузню тюфяк да подушки с одеялом и с того дня с женой больше в одной постели не спал. Про младшую дочь решил так: подрастет Глафира до невестиных лет, тут и сбагрит ее замуж куда подальше, где про его семью никто не знает.

Тем временем матушка Глашина от обид да попреков начала хворать и чахнуть, от горьких слез стала слепнуть, а потом и вовсе померла. Михей и дети горевали сильно. Однако вечно горевать не будешь, вернулись к делам мирским.

В эту пору объявились в окрестностях монахи-бегунцы, от царевых указов прятались. Построили они скит в лесной глухомани, а по деревням ходили за подаянием, предлагали молиться за людишек грешных в обмен на хлеб да всякую снедь. Монахи-то монахи, а сплетни собирали не хуже деревенских кумушек и про Глашку-бесовку тоже услышали. Начали они захаживать к кузнецу и уговаривать отдать им младшую дочь.

— Злыми слухами земля полнится, — говорит монах кузнецу. — А в скиту дочка твоя от людей скроется, будет ваши семейные грехи отмаливать, чистотой непорочной богу угождение сделает. Глядишь, и позабудется напраслина. Замуж-то ее все равно никто не возьмет.

Михей нахмурился, но ничего монахам не обещал.

И вот как-то говорит он младшей дочери:

— Готовь приданое, Глафира. Скоро приедут тебя сватать.

— Как же, батюшка? — удивилась она. — Еще старшие сестры не просватаны. Как же я могу поперек старших-то?

— Не твоя печаль, — ответил Михей. — В скиту сгнить завсегда успеешь. А так, глядишь, и хозяйкой будешь, и деток народишь. Да и старшим сестрам легче будет женихов найти, коли ты отсюдова уедешь. И хватит об том!

«Выйти замуж не напасть, как бы замужем не пропасть», — говаривала матушка. Глаша спорить с отцом не стала, а про себя решила, что при первом же удобном случае сбежит из дому. Сама она не из пугливых, а там, даст бог, все как-нибудь сладится.

Потихоньку от старших собрала девушка себе мешочек с одежкой да обувью, уложила вышитый кисетец, в котором хранила маленькую иконку — матушкино благословение, утолкала кулек сухарей и соль в берестяной кубышечке. Словом, подготовилась.

Вот как-то утром Михей объявил семейству, что нынче пожалуют к ним сваты, про Глафиру сговариваться. Сестры весь день у печи хлопотали, братья вместе с отцом в кузне да во дворе были, а Глаше велено было к смотринам готовиться. Слух про то дошел и до скита. Монахам это не понравилось, у них на Глашку-бесовку свои планы были.

Вечером собрались за столом сваты с женихом и Михей сам со старшими детьми. Глаше сказано было сидеть в своей каморке, пока не позовут. Но она исхитрилась подглядеть, каков из себя жених.

Оказался здоровенный угрюмый парень, кулаки с горшок, белобрысый, лицо жесткое. Такой и прибьет — не заметит. Поговорили старшие, сторговались, Михей велел Глафиру гостям предъявить. И тут во дворе собаки завыли. Все кинулись к окнам, глядь, а кузница-то горит! Монахи-злыдни подожгли!

Побежали все туда, а Глаша спустилась тихонечко, подхватила мешок заплечный, выскользнула в щель заборную и помчалась без оглядки.

* * *

Зима сковала льдом воды Круть-реки, завалила сугробами железоделательный завод, крепость вокруг него и мастеровой город, что рассыпался домишками за крепостной стеной. На окраине, в избе у одинокого вдовца, деда Вавилы, прижилась Глаша. А чтобы соседи сплетен не сочиняли, объявил Вавила, что это его сродственница, сирота, аж с самого Киржача пришла.

Поначалу Глаша просто помогала по хозяйству, а дед и радехонек, намаялся в одиночку-то. Со временем дед Вавила начал Глафиру помаленьку камнерезному делу учить. Сам-то он к тому времени уже мало что мог. Нарежет на стареньком станке пластинок из самоцветных камней, а Глаша их потом пошлифует, дырочки просверлит — получаются пряжки да пуговицы. Эту мелочь охотно скупали заводские приказчики. Тем и жили Глаша с дедом Вавилой.