Версия вторая: ставленник раскольников.
Находясь в оппозиции к официальной церкви и правительству, староверы-раскольники замыслили поднять в России мятеж с целью ослабить центральную власть, показать свою силу и затем потребовать прекращения гонений и разрешения свободно исповедовать их веру и совершать обряды. Известно, что Пугачёв, дезертировав с воинской службы, бежал за границу, в Польшу, и жил там какое-то время в раскольничьем монастыре близ слободы Ветка. Там он был выбран как один из подстрекателей или даже вожаков мятежа, и Пугачёву был дан паспорт для определения на жительство по реке Иргиз «посреди тамошних раскольников». Записан был в бумагах Емельян Иванович как раскольник. И в дальнейшем он получал большую поддержку от староверов и людьми, и деньгами.
Версия третья: польский след.
В ослаблении России прежде всего была заинтересована Речь Посполитая – объединённое польско-литовское государство, впервые подвергшееся разделу между Россией, Австрией и Пруссией в 1772 году. За спиной Пугачёва стояла родовитая польская шляхта, понимавшая, что смута в России отвлечёт её внимание и силы от Речи Посполитой. А в конечном счёте – поможет освобождению от ненавистного короля Станислава Понятовского, бывшего фаворита Екатерины II, получившего польский трон при её поддержке.
Оппозиционно настроенные польские вельможи составили в городе Бар конфедерацию – вооружённый союз шляхты против короля и, соответственно, России. Эта конфедерация была разгромлена русскими войсками, однако поляки не сложили оружие. Многие из них оказались в качестве советников в войске Пугачёва. Их военный опыт немало способствовал успехам повстанцев.
А первый польский вельможа, магнат князь Радзивилл, пленённый в русско-польской войне и содержавшийся «с величайшим уважением» под присмотром генерал-майора Кара в Калуге, мог вообще купить пол-России. Скорее всего, начал он с генерал-майора Кара. Этот военачальник, хорошо известный своими способностями, был отозван из Калуги и высочайшим указом назначен командующим войсками, собранными против Пугачёва из Петербурга, Новгорода и Москвы. И сразу же, растеряв вдруг воинский талант, повёл себя нерешительно, стал терпеть одно поражение за другим. В итоге он бросил своё войско под предлогом «во всех костях нестерпимого лома», вполне отдавая себе отчёт, чем ему это впоследствии грозит. Указом Военной коллегии Кар был «из воинского штата и списка выключен».
А неподкупный генерал-аншеф Александр Ильич Бибиков, назначенный главнокомандующим после Кара, громил Пугачёва, но… неожиданно скончался. Скорее всего, он был отравлен.
Версия четвертая: французский след.
Всё же, скорее всего, Пугачёва «вылепили» французы, и они же дёргали его за ниточки, причём в данном случае за самозванцем стояли не отдельные лица типа князя Радзивилла, а целая государственная машина с её спецслужбами. Это был заговор одного государства против другого. И вполне вероятным выглядит одно из предположений Вольтера, звучащее в письме Екатерине II от 1773 года: «Вероятно, фарсу эту (бунт Пугачёва) поставил кавалер Тотт» (то есть французский консул).
Французы помогали Турции в войне с Россией, и организация спецслужбами Франции Пугачёвского бунта преследовала несколько целей. Первая и, на мой взгляд, главная – развязывание гражданской войны в России. Появление «второго фронта» внутри страны неизбежно отвлекло бы воинские части и умных военачальников от полноценного участия в действиях на фронте турецком. Проводником общих интересов Франции и Турции служил вышеупомянутый барон Тотт, заклятый враг России.
Из переписки французских резидентур в Вене и Константинополе возникает фигура опытного офицера Наваррского полка, которого из Турции необходимо было как можно скорее переправить в Россию с инструкциями для «так называемой армии Пугачёва». На очередную операцию Париж выделял 50 тысяч франков. И это, судя по всему, был просто очередной транш.
Из этих средств Пугачёв оплачивал не только службу своих военных специалистов и советников, но и самую настоящую пропагандистскую кампанию. Его «прелестные письма», которые сейчас бы назвали агитационными листовками, были напечатаны в хороших типографиях и стоили очень приличных денег.
Известно, что, когда Пушкин писал о найденных в пугачёвской ставке в Бердской слободе семнадцати бочках медных монет, он уже выражал сомнение в том, что бунтовщики могли самостоятельно чеканить деньги с портретом Петра III и латинским девизом: «Я воскрес и начинаю мстить». Речь шла о деньгах, однозначно сделанных во Франции. Впрочем, у Емельяна были и другие источники финансирования. Как докладывали вице-канцлеру Панину, «знатную» сумму денег Пугачёв получил и от Порты, то есть Оттома