Может, он и не стал бы этого делать сам, но, когда мы оказались в его гостиничном номере после ужина в тот вечер, все быстро сдвинулось в сторону той самой коробочки с презервативами.

— Я так тебя люблю, — повторял Брендон между поцелуями и сбрасыванием одежды. Возможно, он думал, что Бог не будет так критично относиться к нашему решению, если он будет постоянно напоминать мне (и Богу), как сильно он меня любит. Это была не просто физическая потребность — и, надеюсь, не аморальный поступок; мы были влюблены и преданы друг другу.

И под «мы» я подразумевала Брендона больше, чем себя.

Я просто хотела узнать, каково это — заниматься с ним сексом. И я любила его, просто с Фишером это было по-другому. Может быть, это и не должно было ощущаться так, как с Фишером.

— Я так нервничаю, что у меня руки дрожат, — сказал Брендон, натягивая презерватив.

После того как он надел его, я закрыла глаза — еще один признак того, что с Брендоном все было не очень хорошо. Он прикоснулся ко мне, и я представила, что это Фишер.

Он начал толкаться в меня, и я вспомнила моменты с Фишером. Но Брендон не прикасался ко мне так, как Фишер. Он вообще не прикасался ко мне, просто его член оказался у меня между ног, а его губы нервно нависали над моими губами.

Неужели он не заметил мою грудь? Может, он не любил грудь?

Неужели он не хотел поцеловать меня между ног? Нащупать мой клитор? Провести языком по моей шее, прежде чем прикусить мочку уха?

Все это было так по-разному.

Я вздрогнула, когда он вошел в меня на всю длину. Это было не очень приятно, возможно, потому, что он не делал ничего, чтобы это было хотя бы немного менее ужасно и болезненно.

Следующие пять минут, а может, и больше, он вводил в меня член в неровном ритме. Каждый раз он промахивался мимо моего клитора, а его тяжелое дыхание омывало мое лицо, он стонал и время от времени прижимался к моему рту вялым, небрежным поцелуем.

— О Боже… — Брендон зажмурил глаза и застыл на несколько секунд, прежде чем его сотрясла дрожь по всему телу. Он открыл глаза и усмехнулся. — Это было… — выдохнул он, — …потрясающе. Я так сильно тебя люблю.

Когда он скатился с меня, я медленно села, повернувшись к нему спиной, со слезами на глазах. Я подарила ему свою девственность, и не жалела об этом, совсем наоборот. Брендон заслужил это, потому что это что-то значило для него. Думаю, для него она значила больше, чем для меня.

Слезы?

Чувство вины?

Не потому, что я согрешила.

Потому что я искушала его. Он согрешил ради меня. Он сделал это, потому что любил меня. Он сделал это, потому что с тех пор, как я согласилась выйти за него замуж, это казалось не таким уж и неправильным.

Слезы… Я не могла остановить слезы, потому что знала, что не могу выйти за него замуж.

И я не могла вернуться домой к Рори… к Фишеру.

Пришло время сделать что-то для себя. Пришло время влюбиться в бесконечные возможности. Время гулять в одиночестве. Время повзрослеть.

Время «думать за себя».

Глава 2

Четыре года спустя…

— О, моя девочка! — Рори вскинула руки вверх и набросилась на меня, как она делала это в аэропорту Денвера после выхода из тюрьмы.

Тогда я была взрослым подростком. Оленёнком в свете фар. И понятия не имела, с чего началось мое путешествие, не говоря уже о том, куда оно может меня привести.

Оно привело меня в дом Фишера, потом в Таиланд, потом в Энн-Арбор, штат Мичиган. В Таиланде я вызвалась помочь женщине по имени Алёша. Ей было пятьдесят три года. Она была акушеркой. Как и в случае с работой у Фишера, я была грубой рабочей силой. Опыт не требовался. И, как и Фишер, Алёша многому меня научила. За год пребывания в Таиланде я наблюдала (иногда помогала), как она принимает роды у тридцати трех женщин. Но уже после первых родов я поняла, что у нее самая лучшая работа в мире.

Разбив сердце Брендона той ночью в Токио, я изменила свои планы на поездку. Вместо того чтобы вернуться в Колорадо, я вернулась в Хьюстон. Мои бабушка и дедушка помогли мне с финансами на колледж.

Школа медсестер в Мичиганском университете.

Новое место, где я не знала ни души. Идеальное место, чтобы следовать своей мечте.

— Твой папа так гордился бы тобой. — Рори обняла меня в тот день, когда я получила степень бакалавра.

Я любила ее за то, что она помнила папу. Он действительно гордился бы мной.