— Я точно не знаю. Чаще всего он упоминал название кабака “Селтик”. Это где-то в районе Порт де ля Шапель. Впрочем, он никогда не останавливается на одном, обходя минимум пяток распивочных заведений.

— Что, пока все не пропьет, не успокаивается?

— Что вы! Он никогда не тратит на себя больше трети заработка. Остальное отдает мне на хозяйство.

Франсуа Раффлз поднялся с неудобного, жесткого стула. Размял спину:

— Хорошо. Пока я не вижу никаких оснований, чтобы задерживать вас. Однако, если мадемуазель вспомнит, где может находиться Роман Фалюш или узнает точно его место пребывания, прошу сообщить об этому ближайшему постовому или жандарму. Также должен уведомить вас, что соучастников подобного преступления светит виселица. А скрывающим убийцу — минимум десяток лет в сырых казематах Бастилии. Сейчас можете быть свободны.

У самых дверей он обернулся, задумчиво посмотрел на девушку. После чего вытащил из кармана форменного сюртука банкноту в пять ливров, которую протянул Розе:

— До Ла Шапель дорога далекая. Наймите экипаж.

* * *

Часы на башенке здания Оперы показывали десять утра, хотя с момента пробуждения, казалось, прошла уже целая вечность. Тратить деньги на извозчика девушка не собиралась. Купить на них еды выглядело намного более здравой идеей.

Площадь Бастилии была, как всегда, полна народу. Мелкие лавочники, уличные торговцы едой и сувенирами, клерки — обычно все они суетились, перекрикивали друг друга, рекламируя свой товар и переругиваясь. Сейчас же люди столпились около фонтана Арсо, вокруг оратора, чей скрипучий голос властно возвышался над всеобщим гомоном зевак. Подойдя ближе, Роза узнала в нем давешнего священника-инквизитора.

— …и до тех пор, пока жандармы будут покрывать убийц, мы не успокоимся! Для них в этом бренном мире есть только один суд и одна справедливость. И находятся они в руках церкви! Франкмасоны захватили не только верхушку министерств нашей Республики. Их зло уже пустило корни в общество. В среду тех, кто давал клятву перед Богом и людьми защищать граждан Галлии. Сегодня они отказались выдать нам пособницу дьявола. Завтра прикажут амнистировать ведьм. А что нас ждет послезавтра? Я скажу вам. Они запретят святейшую Инквизицию и перестанут уважать буллы Ватикона! Прислужница Сатаны практически была у нас, но те, кому выгодно сеять смуту и лить кровь простых горожан Лютеции руками убийцы, освободили ее! Эти крысы вырвали у служителей Распятия ту, что должна была назвать нам имя убийцы, расчленяющего людей во славу своего проклятого владыки!

Толпа гудела, будто рассерженные пчелы в улье. Довольный эффектом монах окинул присутствующих грозным взглядом. Его глаза скользили по разночинцам и торговцам до тех пор, пока не остановились на Розе. Они, словно два уголька, горели фанатичной ненавистью. На шее под сутаной виднелся шрам, который сейчас побагровел от притекшей крови. Несколько секунд священник молчал, будто не веря в увиденное, после чего завопил, срывая голос:

— Да вот же она, эта бесстыжая шлюха Дьявола. Держите ее!

Повинуясь голосу дрожащего от гнева инквизитора, толпа разом повернулась туда, куда указывал его перст. А девушка, не дожидаясь расправы, бросилась бежать не разбирая дороги и направления. Она бежала от заведенной религиозным фанатиком толпы, будто заяц от гончих — пытаясь затеряться в переулках. Но тщетно. Те, кто догонял девушку отлично знали город и загоняли ее с азартом бывалых охотников. Грузный священник бежал позади, громко сопя от одышки.

Несмотря на раннюю весну и свежесть, пот заливал глаза Розы, а силы покидали ее с каждой секундой. Ей казалось, что камни мостовой превращаются в щупальца, хватающие за подол плаща. Сердце ее билось, подобно птице, угодившей в силки, а ноги подкашивались от ощущения неминуемой гибели. Споткнувшись о булыжник, девушка потеряла равновесие и чуть не упала. Ее спасло только то, что она, раскинув руки, успела ухватиться за угол дома. Над головой засвистели камни. Один из них срикошетил от стены и больно ударил беглянку в плечо.

Руки преследователей тянулись к девушке, будто рачьи клешни, норовя не просто схватить, а сходу начать рвать на части, когда она на бегу уткнулась в спину долговязого, худого и бледного, как мертвец господина, одетого в черное пальто и цилиндр. Его пальцы, обтянутые кожей перчаток, сжимали трость с набалдашником в виде ворона. Птица смотрела на Розу пустыми глазницами — настоящий череп, инкрустированный серебром. Он легко придержал беглянку за плечо:

— Эй, дитя, что это с вами? Где-то пожар? Или вас поймали на краже?

Погоня замерла. Из сопящей и хрипящей от длительного бега толпы выступил парень в кожаной извозчичьей тужурке:

— Это ведьма, месье. Людоедка. Ее отпустили жандармы. Ну а мы…

Господин криво ухмыльнулся: