Размер шрифта:   16

Волин Юрий Самойлович


История без конца





Юрий Волин




История без конца



Жорж Леонтьев бодро входит в гостиницу св. Марселя, не теряя достоинства, слегка приподымает свой цилиндр и скороговоркой спрашивает:

-- Что, русские дома?

Хозяин не знает. Но гость имеет такой важный вид, что хозяин начинает суетиться. Он нервно нажимает кнопку звонка и кричит, подняв голову вверх:

-- Жан! Эмиль!

Первым появляется Эмиль. В его коридоре, на четвертом этаже, русских, кажется, дома нет. Впрочем, позвольте... 27-ой и 31-ый ушли. Это точно. Они всегда рано встают и уходят. 33-ий вовсе не приходил ночевать, а в 24-м... да, в 24-м еще спят!

Леонтьев благодарит и поднимается по лестнице. Это великолепно, что никого, кроме этих двух дикарей, дома нет. Хорошо также, что они еще спят. Действовать нахрапом всегда вернее.

Он подходит к 24 номеру и стучит в дверь. Долго нет ответа. Наконец, слышен оклик: "кто там?"

-- Откройте! -- отвечает Леонтьев.

Дверь изнутри отпирается. Леонтьев входит, но в комнате никого нет.

-- Где вы? -- спрашивает Леонтьев.

Жилин и Васютков лежат на кровати, широкой на полкомнаты, закрытой пыльным красным балдахином. Леонтьев здоровается. Васютков, протирая глаза, лениво говорит:

-- А, господин Леонтьев! Здравствуйте. Садитесь.

Жилин совсем не отвечает на приветствие Леонтьева. Он растянулся во всю свою длину на кровати, подпер голову руками и о чем-то думает.

-- Зажгите, пожалуйста, машинку, -- обращается Васютков к гостю и садится.

Чайник с водой стоит на машинке. Леонтьев брезгливо выкручивает фитиль и подносит спичку. Он ненавидит кухонную возню и для себя никогда не готовит чаю. Но он джентльмен.

"Надо, однако, приступить к делу", -- решает Леонтьев, поправляя чайник. И, обернувшись к Васюткову, он совершенно равнодушно спрашивает:

-- Вы получили деньги, Васютков?

-- Вчера получил, -- так же равнодушно отвечает Васютков, продолжая сидеть на кровати, обхватив колени руками.

-- Черт возьми! -- говорит с досадой Леонтьев. -- А я все не получаю! Страшно неаккуратны редакции... Уже я телеграфировал!

-- Возьмите у меня! -- лениво говорит Васютков.

У Леонтьева сердце прыгает от радости. Вопрос решен: он будет сегодня на вечере. Но он сохраняет спокойствие.

-- Я вам весьма благодарен. Это меня избавит от неприятностей. Мне нужно шестьдесят франков.

-- Берите. Там, в кармане, -- и Васютков внезапно обращается к Жилину: -- Нет, я на реферат этого Алексеева не пойду. Бог с ним! Опять будет ругать "меньшевиков"!

Леонтьев роется в карманах засаленной куртки. Деньги разбросаны повсюду, среди клочков бумаги, сломанных папирос, грязных носовых платков. То же в брюках и в жилете.

Леонтьев презрительно улыбается. Пятьсот франков в месяц -- на что они нужны этому лохматому нечистоплотному юноше, который не умеет даже считать денег! Только в Сибири произрастают такие фрукты, как эти два дикаря. Впрочем, они славные ребята. Напрасно, однако, он не просил ста франков. Но ведь он, идя сюда, думал только о тридцати! Теперь он может посидеть с ними немного, полюбоваться на них.

Леонтьев поправляет огонь в машинке и заявляет:

-- Чай вскипает, господа! Одевайтесь!

Но его не слушают. Жилин и Васютков сидят рядом на широкой кровати и спорят. Жилин высокий, плотный с чистым красивым, хотя грубоватым лицом, с большими спускающимися на плечи волосами. Он говорит громко, резко, сопровождая свои реплики саркастическим смехом. Васютков худощавый, обросший, с нервным лицом, с синевой под глазами, говорит тихо, каким-то хриплым шепотом, нервно подергиваясь после каждой реплики Жилина, краснея и бледнея от волнения.

Жилин говорит:

-- Твои "меньшевики" люди с размягченными мозгами, вот что! Все твои Плехановы, Мартовы и Троцкие не доросли до настоящего понимания марксизма, вот что!

Васютков взволнованно передвигается на кровати.

-- Ты, Николай Семенович, всегда так! Вместо того, чтобы возражать по существу, нападаешь на личности! Так, Николай Семенович, нельзя! Мы говорим принципиально...

-- Какие там, черта с два, принципы! Идиоты вы, вот что! -- грубо прерывает Жилин и смеется своим раздражающим, саркастическим смешком.

Леонтьеву в глубокой степени безразличны разногласия между "большевиками" и "меньшевиками". Но Жилин не эстетичен со своей грубой самоуверенностью. Леонтьев вспоминает, как его товарищ, умница-декадент Ложкин, назвал Жилина "держимордой от большевизма". Леонтьев думает: на что понадобился этот Жилин Васюткову? Жилин средств не имеет никаких. Он приехал на счет Васюткова и все время живет при нем. Может быть, этот Жилин себе на уме и умеет пользоваться слабостью Васюткова, или же, несмотря на постоянные споры, их соединяет тесная дружба.