Сонина комната находилась на крайнем этаже в конце коридора. Напротив жила Зойка, которая беспробудно пила и при встрече всегда просила в долг, – при этом она тщедушно улыбалась, обнажая коричневые гнилушки зубов, и источала тошнотворный запах перегара с лавровым листом. Работала Зойка санитаркой в местной психушке – сидела на табуретке в «колидоре» и следила, чтобы психи соблюдали порядок, и оттуда же таскала кули с продуктами, на что и жила.
Главнокомандующей альфой в общаге была Грымза. Имя, конечно, тоже было – Кира, Кирочка, – но кличка подходила куда лучше: из-за неухоженного вида, мерзкого характера, привычки подслушивать и патлатых волос, выкрашенных в пошлый оранжевый цвет.
Услышанное Грымза обильно сдабривала своими догадками и охотно перевирала на загаженной кухоньке, куда все курящие сползались время от времени подымить. К своим тридцати четырём она расплылась, заляпанный халат застёгивала на две пуговицы, а на столбовидных ногах таскала стоптанные шлёпки, перемотанные изолентой, – всё это не мешало ей считать себя «первой красавицей села». Бегающие поросячьи глазки и криво нарисованные полоски бровей украшали опухшее от пьянок лицо, а когда она брюзжала, рот округлялся, делая её похожей на дешёвую куклу из магазина для взрослых. Необъятной тушей Грымза дефилировала по коридору, чавкая шлёпанцами и хрипло дыша, но стоило ей выбрать интересную дверь, как движения становились грациозными и бесшумными.
Помимо мерзкой привычки подслушивать она всегда находила повод к чему придраться и голосила при этом пожарной сиреной.
Зойка с Грымзой были подругами с малых лет. В подготовительной группе детского сада они и ещё две девчонки организовали что-то навроде банды, которая жестоко глумилась над каждым новеньким, и, когда Соню отдали в садик, ей досталось от них сполна.
Она предпочла бы забыть это, как страшный сон, но жизнь с присущим ей чувством юмора распорядилась иначе: Соне пришлось жить в одном доме с заклятыми врагами, да ещё и на одном этаже, в одном отсеке. Маленький город – не спрячешься. Сами они, впрочем, «ничего такого не помнили», а Зойка даже регулярно – когда до аванса оставалась неделя – изображала пылкую дружбу.
Всё это было невыносимо.
Соня в задумчивости взяла со стола чашку, поднесла ко рту, и оттуда ей в лицо выпрыгнул таракан. Чашка выскочила из рук, упала на пол и разлетелась вдребезги; лужицей разлилась вода.
– Да что ж это со мной! – в сердцах воскликнула Соня.
Морщась, она собрала осколки в кучку, высыпала их в мусорное ведро и затем решительно двинулась к шкафу.
– Ну давай уже, детка! Соберись…
Распахнув обе створки, она вытащила на середину комнаты и раззявила дорожную сумку. Принялась собираться, – зубная щётка, халат, платья… – и затем впала в ту степень задумчивости, когда не особо осознаёшь, что делаешь.
Красный пеньюар, припасённый на «особый случай»? Конечно же, надо брать! Она тогда случайно оказалась в соседнем городе и напоролась на распродажу французского белья по случаю закрытия магазина. Просто шла мимо, а тут «Sale», да ещё и «80%», и завершающим обухом по голове манекен в пеньюаре, стоящий спиной, с вышивкой шикардосного алого дракона на нём! – кто бы устоял, я вас умоляю! Соня всю дорогу, пока несла в примерочную это чудо, неосознанно теребила пластмассовый антикражный кругляшок, и уже потом, на кассе без сомнений вытряхнула всю наличку, – вот такой это был вожделенный, с придыханием, пеньюар de France.
Ириска оценила бы точно.
Итак, пеньюар. Далее в сумку были последовательно сложены: дневник, кучка платьев, кружевные трусики – все новенькие и тоже с бирками, – чулки и презервативы с истекающим сроком годности. И придвинут ближе горшок с осокой, который сегодня она полила и даже опрыскала в дýше водой.
Цветок выглядел уныло – видимо, долгое стояние на верхней полке и весенняя прохлада сделали своё грязное дело. Хоть бы прижился на новом месте, а то плакал тогда горючими слезами этот их… прстигспди фэншуй…
Соня покрутила в руках бумажку с адресом, так и эдак разглядывая его, и сунула в горшок, между листьями.
Мысли о незнакомце, с которым всю неделю так л