— Мамочки… — простонала я, но так боялась пошевелится. Ладно, сначала нужно удостовериться, что лев все еще спит, а потом медленно сползти с него. Я лежала и прислушивалась к звукам вокруг, но самый громкий звук был львиного сердца. Оно такое громкое и живое, оно так старается жить, бьется для того, чтобы ты обязательно жил, так почему же ты так этого не желаешь?
Стало горько, настолько, что непрошенные слезы выступили на глазах и защипало нос. Да что со мной такое…
Я аккуратно встала и отряхнула платье, от соломы и шерсти. Лев лежал неподвижно и спал.
Нет, он не спит, он медленно умирает. И от этой мысли меня взяла такая обида, на него, что я не собиралась больше с ним церемонится и не секундочки бояться! Пусть сожрет! Плевать! Я сильнее, хотя бы только потому что хочу жить!
Подошла к завалившемуся ведру на дне которого осталось немного воды. А потом посмотрела на плотно закрытую львиную пасть и оторвала полоску ткани от фартука. Я хорошенько намочила ее в прохладной воде и присела на корточки рядом с моим пациентом. Его голова мирно лежала на лапах, вся грива была в колтунах, из нее торчали какие-то мелкие веточки и репейник, уши внутри были черные.
— Ну ты и грязнуля, — строго сказала я, обращаясь ко льву, а потом осматривая его дальше добавила, — Думаю если тебя отмыть, то ты окажешься совсем другого цвета, но этим мы займемся позже, а сейчас время пить.
Я поднесла мокрую тряпочку к полоске губ и смочила их. Лев даже не пошевелился, а я, воспользовавшись этим повторила это действие несколько раз. Горячее дыхание из больших ноздрей обжигало. Я всматривалась в его когда-то сильное тело, а сейчас обтянутый скелет кожей и представляла себе, как жил могучий зверь, как свободно бегал с ветром наперегонки, как грозно его рык звучал, сотрясая пространство, как он грациозен и великолепен. Его огромные лапы, изящный хвост с кисточкой и грива… я заворожено поднесла к ней руку над высоким лбом и это прикосновение удивило меня. Грива по ощущениям и текстуре больше похожа на волосы, чем шерсть.
С улицы послышался голос тетушки, она звала меня, а я прежде чем встать и уйти, продолжая гладить льва тихо сказала ему на ушко:
— Если я перестану тебя бояться, тогда тебе придется бояться меня.
Лев фыркнул мне в след, а может быть показалось.
Глава 5
Ох, за окном такая густая ночь. Она разбросала по саду синюю пелену сна, и все шумные его жители притихли. Сегодня не слышно истошных стонов из конюшни с больными животными. Это конечно огромная заслуга тетушки Ады, она старается изо для в день, бьется за их жизнь. В доме даже есть отдельная комната, в которой она сама готовит лечебные отвары, сушит травы, смешивает их между собой, выпаривает делая порошки, я лишь заглянула туда одни глазком и была в полном восторге. Так захотелось быть хотя бы немного похожей на нее.
Тетушка мирно спит в своей комнате, а я вспомнила, что еще не разу не была у совы. И как я могла про нее забыть, будет стыдно сказать Аде правду, если она вдруг спросит, а она спросит обязательно. Поэтому я взяла с кухни блюдечко с овсяной кашей приправленной целебными травками и пошла к лестнице, ведущей на крышу со фонарем.
В доме лунный свет проложил дорожку на полу. Тишина. Я устала и тоже мечтаю увидеть скорее сны, но чувство долга превыше всего. Думаю, ночь подходящее время, чтобы навестить сову, сейчас она как раз должна бодрствовать. Иду тихонечко по спящему дома, и он кажется тоже живым, он глубоко дышит, под моими босыми ногами скрепят половицы.
Чердак с высокой крышей такой большой и весь заставлен старыми вещами, хочется назвать его хламом, но это дорогие тетушке вещи, оставленные поколениями ее предков. На вешалках висят парадные тяжелые военные одежды, похожие на те, что папа одевает по праздникам, старинные детские игрушки, картины и чьи-то портреты приставлены на полу друг другу, много старой, пыльной мебели. Наверное, все это очень дорого Аде, как воспоминания, с которыми, так тяжело простится. Интересно, какие они эти воспоминания радостные или прискорбные.
В самом конце у большого круглого окна, сидит на вешалке моя пациентка. Подхожу ближе и кажется не могу понять жива, она еще или нет. Становится страшно, от того, что я могла не успеть. Сова покрыта слоем пыли, под ней на полу валяются перья, она похожа на чучело птицы, нежели на живую. Протягиваю к ней руку, чтобы проверить, как она вдруг открывает один желтый глаз и поворачивает голову в мою сторону.
— Ой, — говорю от неожиданности и тут же прикрываю рот, чтобы не разбудить ненароком тетушку, — Значит ты не спишь, это уже хорошо, — ставлю на пол фонарик, но лунный свет проходит через окно и здесь довольно светло. У совы верхняя часть клюва и правда сломана под самое основание, рана старая и уже некровит, но выглядит она конечно не лучшим образом.