Они сказали, что мое удочерение было оформлено в последнюю минуту, и они никогда не встречали мою родную мать.
Возможно ли это? Это объясняет, почему я буквально прилипла к этой девушке, которая выглядела, так же, как я, следуя за ней везде, как будто наши души были связаны.
Кларис постучала своими длинными ногтями по столу.
— Я не потерплю лжи и воровства в этом доме, Эмма.
Эмма чувствовала себя так, как будто ее пнули в живот.
— Это не я на видео, — возражала она.
И я ничего у вас не крала.
Я клянусь.
Эмма потянулась к сумке, которая стояла на столике.
Все что ей нужно было сделать — это позвонить Эдди, своему начальнику на русских горках.
Он может поручиться, как она проводила сегодня время.
Но Трэвис успел выхватить ее сумку, вываливая все содержимое на землю.
— Ой, — весело воскликнул он.
Эмма беспомощно смотрела на то, как ее экземпляр «И восходит солнце» лежал в пыльном муравейнике.
Ветер подхватил помятый бесплатный билет в барбекю-бар со шведским столом в MGM Grand и понес его в сторону гантелей Трэвиса.
Ее БлекБерри и вишневая гигиеническая помада подлетели к терракотовой черепахе.
Последней вылетела подозрительная пачка счетов, стянутая розовой резинкой.
Пачка ударилась о землю с глухим стуком, отлетела и приземлилась перед короткими каблуками Кларис.
Эмма была слишком ошеломлена, чтобы говорить.
Кларис схватила деньги и лизнула свой указательный палец, чтобы сосчитать их.
— Двести, — сказала она, когда закончила подсчет.
Она подняла двадцатку с голубой каракулей в верхнем левом углу.
Даже в сумерках, Эмма видела большую петлю буквы «Б», предположительно от Брюса Уиллиса.
— Что ты сделала с остальными пятьюдесятью?
Соседский фурин звякнул вдалеке.
У Эммы похолодело внутри.
— Я… Я не знаю, как это оказалось в моей сумке.
Трэвис подавил смешок.
— Повязали.
Он прижался к оштукатуренной стене, слева от большого круглого термометра.
Его руки были скрещены на груди, верхняя губа искривлена в усмешке.
Волосы на затылке Эммы встали дыбом.
Вдруг, она поняла, что происходит.
Ее губы начали дергаться, так же, как всегда, когда она проигрывала.
— Ты это сделал, — она показала пальцем на Трэвиса.
— Ты меня подставил!
Трэвис ухмыльнулся.
Внутри Эммы что-то оборвалось.
К черту поддержание мира.
К черту эту адаптацию к любой приемной семье.
Она бросилась к нему, схватив Трэвиса за его мясистую шею.
— Эмма! — вскрикнула Кларис, потянув ее от своего сына.
Эмма отшатнулась назад, наткнувшись на одно из кресел.
Кларис развернула Эмму, чтобы быть с ней лицом к лицу.
— Что творится у тебя в голове?
Эмма не ответила.
Она лишь снова сердито посмотрела на Трэвиса.
Он прижался к стене, сложив руки перед собой в защитном жесте, но его глаза зловеще светились.
Кларис отвернулась от Эммы, села в кресло и потерла глаза.
Тушь оставила пятно на пальцах.
— Ничего не получается, — через мгновение тихо сказала она.
Она подняла голову и спокойно посмотрела на Эмму.
— Я думала, ты добрая и милая девочка, с которой не будет проблем, Эмма. Но это для нас уже слишком.
— Я ничего не сделала, — прошептала Эмма.
— Я клянусь.
Кларис вытащила пилочку для ногтей и стала нервно подпиливать мизинец.
— Ты можешь остаться до дня рождения, но потом ты сама по себе.
Эмма заморгала.
— Ты выгоняешь меня?
Кларис перестала пилить.
Ее лицо смягчилось.
— Извини, — сказала она мягко.
— Но это лучший выход для всех нас.
Эмма отвернулась и уставилась на уродливую кирпичную стену позади поместья.
— Я бы хотела, чтобы все было иначе.
Кларис открыла раздвижные двери и прошла назад в дом.
Как только она скрылась из виду, Трэвис оторвался от стены и выпрямился в полный рост.
Он небрежно побрел около Эммы, поднял косяк, который все еще был под креслом, выбил остатки сухой травы, застрявшие в наконечнике и бросил джойнт в огромный карман своих штанов.
— Тебе повезло, она не предъявит обвинение, — сказал он склизким голосом.
Эмма ничего не ответила, и он важно прошествовал обратно в дом.
Она хотела вскочить и выцарапать ему глаза, но ее ноги были будто наполнены тяжелой мокрой глиной.
Глаза наполнились слезами.
Опять…