Лежа в своем чулане, Гарри много анализировал свои ощущения, которым все больше и больше верил. Алый купол казался чем-то родным, очень знакомым. Как маленькое одеяльце, которое Гарри помнил с самого детства.

Это одеяльце, светлое, расчерченное на квадраты алыми, голубыми и зелеными полосами разной ширины, первое время заменяло Гарри игрушки и объятия родных. Под ним мальчик укрывался ото всех бед, под ним выдумывал иную, более счастливую жизнь и его поливал слезами, когда больше не мог терпеть измывательств родственников.

И теперь, прикасаясь к тонким алым ниточкам магии, Гарри ощущал едва заметное тепло и покой. Купол навевал мысли о безопасности, о доме, где мальчик нужен, где он любим.

Вот только Дурсли совсем не напоминали любящих родственников, а те самые дополнения к куполу пугали. Их касаться Гарри не нравилось. От этих нитей он чувствовал холод и уколы боли. Тянуло оглядеться, выискивая чужой, посторонний взгляд. От этих странных нитей хотелось избавиться, но мальчик не представлял, как это сделать.

— Я еще не так много знаю, — со вздохом признал он, в который раз рассматривая свечение. — Надо как-то выяснить, что означают те или иные значки и почему плетение такое причудливое.

Оставив защитный контур в покое — а Гарри решил, что алое свечение его именно защищает — и не пытаясь распутать многочисленные «следилки» — а серебристые паутинки как в доме, так и снаружи казались именно чем-то подобным — мальчик вернулся к изучению собственной магии, полностью уверенный, что именно этим стоит заняться в первую очередь.

Теперь он часто и подолгу рассматривал какой-нибудь участок на ноге или руке, подмечая детали. А в ванной комнате пристально изучал грудь, голову и, особенно внимательно, шрам.

Не с первой попытки, но он выяснил, что в груди у него, там, где на большом медицинском атласе было обозначено солнечное сплетение, находится довольно крупный, размером с кулак, светящийся шарик. Шарик мягко пульсировал золотисто-белым светом, а все те нити, что Гарри видел прежде, рождались и вытягивались из него, истончаясь к кончикам.

Вид завораживал, хотелось улыбаться и довольно подпрыгивать на месте. Но вся радость исчезала, стоило Гарри внимательно взглянуть на свой шрам. Он представлял собой аккуратную отметину, пересекавшую его лоб, и всегда казался мальчику чем-то обычным и не слишком интересным. Но теперь Гарри видел, что за отметиной спрятано нечто черное и противное, способное расползтись, будто плесень, но лишь неизвестный мальчику символ в виде молнии и тонкие ниточки белой магии удерживают эту пакость на месте.

Избавиться от этого черного клубка хотелось даже больше, чем от «следилок».

— Откуда у меня это? Не мог же я подцепить, как простуду, — задавался вопросами мальчик, то и дело невольно почесывая шрам. — Нужно обязательно выяснить… Вот только как?

* * *

Дни шли за днями, месяцы за месяцами. Гарри учился, каждый день торчал в библиотеке, перестав интересовать Дадли и его приятелей, и пытался изучать и тренировать свою магию.

Иногда у него получалось не просто касаться ниточек волшебства и «прислушиваться» к ним, интуитивно понимая назначение, но и вытягивать одну, не давая разорваться. А то и вовсе — создавать новые нити прямо в золотистом солнышке внутри себя и направлять в руку. Первая такая ниточка оказалась тонкой и бледной и развеялась крохотным туманом, но вот все последующие уже получались гораздо солиднее и толще. И в конечном итоге Гарри научился создавать прочные и толстые нити, ничем не уступающие тем, что обвивали его тело причудливым коконом, но сияли совсем не так ярко.

Гарри порой часами экспериментировал с такими нитями, завязывая их всевозможными узелками и наблюдая за получившимся эффектом. Довольно быстро он обнаружил, что каждое положение создает определенное действие, чем точнее соблюден рисунок, тем дольше будет существовать колдовство.

В основном его магия была золотистой, но порой, если он как-то по-особому перекручивал нити, они становились изумрудными, алыми или голубыми. И на ощупь такие чары ощущались по-разному. От чистой золотистой магии немножко покалывало кончики пальцев, от алых ниточек порой становилось горячо, зеленые или приятно холодили кожу, или же отдавались болью, а голубые удивительным образом умиротворяли.

После часа возни с магией Гарри обычно так выматывался, что засыпал, стоило лишь голове коснуться подушки, а наутро ужасно хотелось есть. Поэтому мальчик старался не перетруждать себя, без подсказок догадываясь, что тетя лишь развопится, если Гарри попросит добавки к своим скудным порциям пищи.

К восьми годам библиотека стала для мальчика самым лучшим и любимым местом на всем белом свете. Если не занимался уроками, уборкой в доме или прополкой сада, Гарри все свое время уделял книгам, поражая упорством миссис Смит.