– Неужели призывают? – произнес кто-то за спиной Виктора, кому этот список тоже попался на глаза.
Парень застыл на месте. Легкий холодок пробежал по его спине. Тело будто окаменело. Он невольно подумал о том, что и сам в конце года окажется в подобных списках, что будут лежать на проходной завода. Военный комиссариат Подольска, врачебная комиссия, отправка в одну из воинских частей и потом – фронт. В декабре ему восемнадцать. Сейчас конец марта. Осталось совсем немного времени. Каких-то девять месяцев. Они пролетят быстро. Он и заметить не успеет, как с легкой руки машинистки его фамилия окажется на точно таком же листе бумаги.
Виктор еще раз посмотрел на список. Пробежал по нему глазами в поисках знакомых фамилий. Вдруг в нем есть друзья или вообще кто-либо из его цеха? Взгляд его приковала фамилия товарища из другого подразделения предприятия. Ошибиться он не мог. Его знакомый был там единственным работником с такими данными. И по возрасту вполне подходил. Все остальные, кого удалось вспомнить, были значительно старше. Молодых рабочих с началом войны осталось не так много. В основном те, кому дали бронь. Это были люди с высокой квалификацией, опытом работы и техническим образованием. За них завод держался мертвой хваткой. Терять кадры никому не хотелось. Но и из тех многие покинули родные цеха, записавшись в народное ополчение, укомплектованное в основном рабочими предприятий города еще в октябре-ноябре прошлого года, когда враг особенно ожесточенно рвался к Москве.
Значит, эта знакомая ему фамилия в списке принадлежит именно тому человеку, о ком подумалось. Виктор нахмурился. Что-то все равно не сходилось в его голове. Он отчетливо помнил, что день рождения того парня еще не наступил. Ему нет восемнадцати. Определенно нет. Порог призывного возраста ему предстояло перейти только летом. Это точно.
Взгляд юноши скользнул по часам. Они показывали, что до начала работы еще около двадцати минут. Виктор всегда приходил пораньше. Это было его привычкой. Мать всегда ругала его за то, что он долго спит, вместо того чтобы делом заняться. А когда он устроился после окончания школы-семилетки рабочим в один из цехов, то она особо рьяно начала приучать его к дисциплине, всякий раз напоминая про наказания за опоздания на работу.
Он успеет. Надо все разузнать. Нет ли ошибки в списках, и действительно ли его друг уйдет на фронт еще до того, как ему исполнится восемнадцать? Виктор ускорил шаг, прикидывая в уме, что успеет переодеться в раздевалке до того, как прозвучит заводской гудок, сообщающий всем работникам о начале смены.
– Да сам я к начальнику цеха подошел, – заявил его знакомый. – Говорю ему про то, что летом меня все равно призовут. Чего ждать? Пусть сейчас отпускает. Тем более что двое после тяжелых ранений уже вернулись с фронта и начали работать. Так что замена вроде есть.
– Но ведь нельзя по закону до восемнадцати лет! – заявил в ответ Виктор.
– Э-э! – улыбнулся ему собеседник. – Да ты, брат, мало чего знаешь. А я тебе скажу.
Он хмыкнул и улыбнулся, убирая замерзшие на мартовском холоде руки в карманы замасленного и оттого блестевшего на свету рабочего ватника, прикрытого спереди широким и грязным брезентовым фартуком.
– Год на дворе сорок второй? – уставился он прямо в глаза собеседнику.
Виктор кивнул в знак согласия.
– Мы с тобой с двадцать четвертого года? – последовал новый вопрос.
– Ну да, – произнес тот.
– Так что будет, если из сорока двух отнять двадцать четыре? – почему-то озадаченно спросил у него собеседник и тут же сам дал ответ: – Восемнадцать! И на конкретную дату твоего и моего рождения военный комиссар вполне может глаза закрыть. У него там простая арифметика и приказ от своего начальства, об отправке на фронт как можно большего количества людей. Вот так-то.
Виктор нахмурился, услышав все сказанное ему напрямую.
– Он, военком, прислал в отделы кадров предприятий всего Подольска запросы на тех, кому и есть уже восемнадцать и на них не дали брони. А те составили свои списки.
– Значит, и я так смогу? – озадаченно произнес Виктор.
– А то! – почти засмеялся в ответ его товарищ. – Беги к начальнику своего цеха и просись на завтра с нами.
– А пустит ли? Работы уж больно много, – прокомментировал он, недоумевая от всех услышанных объя