Вдруг среди ночи в полусне о-Суги открыла глаза. В комнате было совершенно темно. Во мраке она почувствовала, как чьи-то руки обхватывают и стискивают ее тело. В ее сознании еще плыл сон, наполненный детским смехом, но мало-помалу к ней возвращались силы, чтобы вырваться из чужих рук.
– Нет, не надо, не надо!
О-Суги пыталась кричать, но крики застряли в горле, даже писк не протиснулся наружу. Мокрая от пота, она кое-как привстала и судорожно сжала колени. В этот момент кто-то зашептал ей на ухо непристойности, и пораженная девушка застыла. Она почувствовала напряженное тело мужчины. И вскоре все завертелось во мраке, а потом о-Суги услышала какой-то шелест и только секундой позже поняла, что это была нотная бумага, на которую упала ее голова.
Проснувшись на следующее утро, о-Суги увидела, что Санки спит на одной кровати с Коей. Она вспомнила случившееся ночью. До этого момента она считала, что именно Коя овладел ею, а теперь вдруг подумала, что это мог быть и Санки. Но как это выяснить?.. Она лишь смутно помнила, что произошло прошлой ночью посреди кромешной тьмы.
Склонив голову набок, о-Суги немного постояла, сравнивая лица двух спящих мужчин в скользящих полосах утреннего света.
Когда крики торговцев заполнили все уголки улиц, к ним присоединился и голос продавца цветов: «Мэ-куихо, дэ-дэхо, па-рэ-хоххо, па-рэ-хо»[note=n_8][8][/note]. О-Суги развесила на стене одежду Санки и вскипятила воду. Она решила, что, когда кто-нибудь из них двоих проснется, она попросит, чтобы ей позволили остаться здесь хотя бы на день. Только она не знала, к кому из них следует обратиться.
Пока вода закипала, о-Суги, стоя у окна, смотрела вниз на переулок. В канале остановилась груженная углем баржа с поднятым черным парусом. Торчащие над парапетом неподвижный руль и мачту облепили, сбившись в кучу, клочья соломы, дырявые чулки, кожура от фруктов. Обильно пузырящаяся пена густела как грязь, и, освещенная с одной стороны утренним солнцем, неторопливо плыла среди узких улочек.
Глядя на эту пену, о-Суги представила, как ее тело, выброшенное на парапет, будет висеть, словно выставленный на продажу товар. Она хотела вырваться отсюда, но не знала, куда идти. Вскоре из окон домов в канал полетел мусор, и куры, расправив желтые крылья, толпясь с громким кудахтаньем, сбегались на поживу.
В домах, теснящихся на противоположном берегу, принялись за стирку. Манго и белые орхидеи прятались в корзинах под грязным бельем и украдкой выглядывали из-под тряпок.
Вода наконец закипела. Вскоре проснулся Коя. Увидев о-Суги, он накинул на плечи полотенце и спросил:
– Как спалось?
Затем встал Санки, и, сонно улыбаясь, спросил о-Суги:
– Что с тобой вчера случилось?
Однако о-Суги им только молча улыбалась. Когда их спины скрылись в ванной комнате, она окончательно перестала понимать, кто же из них овладел ею.
6
Санки, оставив о-Суги в квартире, вместе с Коей вышел из дому. В утренний час люди спешили на службу, и толпы рикш текли по улице сплошным потоком. Друзья сели в коляски, и их понесло течением. Об о-Суги они не проронили ни слова, как будто оба знали, что произошло. Однако в действительности Санки не сомневался, что это Коя привел о-Суги. А Коя считал, что о-Суги позвал Санки.
Из проездов между зданиями появлялись все новые и новые рикши, вливаясь в общий поток. Когда эти течения сливались на перекрестках, фигуры возниц пропадали из виду среди плотного потока колясок, и сидящие в них люди превращались в молчаливую толпу человеческих торсов, медленно плывущих по волнам. Казалось, колясками управляет какая-то неведомая сила. Наблюдая за пестрыми волнами иностранцев, текущими бурным потоком вдоль скалистой кручи кирпичных зданий, Санки высматривал, не проплывет ли мимо чье-нибудь знакомое лицо. Коя, чья повозка сначала немного отстала, поравнялся с ним и поплыл рядом.
– Послушай, что это случилось с о-Суги? – наконец спросил Санки Кою.
– Ты тоже не знаешь?
– Так, значит, это не ты привел ее с собой?
– Брось! Когда я пришел, о-Суги уже стояла у входа.
– Вот как! Значит, ее уволили, и ей некуда идти.
Вспомнив, какой злобный вид был у о-Рю прошлым вечером, Санки понял, что это он виноват в несчастье девушки, и помрачнел. Все-таки было странно, что она осталась у него дома. Не сделал ли Коя чего-нибудь такого, что пригвоздило ее к этому месту? Если тот находился ночью с ней в одной комнате, то, конечно, всякое могло случиться; и если дело в нем…
Он заглянул в лицо Кои. Его красивые выразительные глаза вызвали в памяти черты лица его младшей сестры. Он почувствовал одновременно неудовлетворенность и спокойствие, оттого что не он нан