Не любят люди, когда им указывают на их недуги. Приговор, заключение врача подчас вызывает у больных чувство неприязни. Это относится и к сатирикам, вызывающим у «пациентов», их близких и родных явно выраженную неприязнь. Поэтому кто такой сатирик? Неприятный, несимпатичный человек. И его так называемое смехоносное творчество совсем не призвание, не профессия, а участь.

Поскольку в книге, для которой пишется это подобие предисловия, содержатся не только юмористические рассказы и фельетоны, но и очерки о собратьях по жанру, то автор считает уместным сказать несколько слов и о себе. Так вот, печальную малопривлекательную стезю юмориста он, скорее всего, выбрал под влиянием отца.

Нет, родитель мой, Григорий Иванович, не был профессиональным литератором, а всю жизнь ловил, солил, вялил рыбу, работал мастером на рыбных промыслах в низовьях Волги. И очень любил смешное, зачитывался Н. В. Гоголем, А. П. Чеховым, И. Ф. Горбуновым, а уж в советское время все годы являлся непременным подписчиком «Крокодила». Из крокодильских художников обожал Л. Бродаты и Л. Сойфертиса, да и сам пробовал рисовать карикатуры.

Одну из них помню до сих пор.

Дело в том, что на нашем промысле жил и работал пекарь, назовем его Матвеем, довольно свободно обращавшийся со вверенными ему ценностями в виде муки и хлеба. И откармливал несколько хряков. Осенью же, забив борова и закоптив окорока, преподносил «подарок» заведующему промыслом, чтобы тот не обращал внимания на его махинации. Отец однажды подсмотрел эту операцию и запечатлел ее, что называется, с натуры. На рисунке, исполненном цветными карандашами, был изображен Матвей, почтительно державший в руках поднос с копченым окороком, и улыбающаяся, довольная физиономия заведующего. Схожесть была так велика, подобострастие вороватого пекаря выражено с таким искусством, что все мы, домашние, рассматривая отцовскую карикатуру, хохотали до слез…

Родительский ли пример или другие обстоятельства подтолкнули автора, но он стал сатириком, фельетонистом. И свой первый фельетон написал и напечатал около пятидесяти лет назад.

А повод был такой: у меня лопнул поясной ремень. Поддерживая одной рукой спадающие брюки, я отправился купить себе новый ремень. Но не тут-то было! Обошел все известные мне в городе галантерейные магазины, но ни в одном из них ремней не оказалось. Тогда я решил, что ремни продаются теперь в аптеках. Однако провизоры, услышав мою просьбу продать ремень, смотрели на меня как на идиота. Пришлось вернуться в редакцию. Тем более что я понял: в моем положении лучше сидеть, чем ходить.

Поневоле прикованный к своему рабочему столу, я и написал фельетон «Баллада о ремне», в котором высмеял работников нашей кожевенной фабрики, которые целиком переключились на изготовление обуви и не оставили ни одного лоскутка кожи для ремней. Резонанс от фельетона был огромным: вскоре ни в одном магазине нашего города нельзя было купить ботинок, зато ремни стали продавать даже в аптеках, хотя тут их никто не покупал…

Из этого первого опыта я сделал для себя, по крайней мере, два важных вывода:

а) сатирику каждый раз надо соизмерять силу и направление удара, чтобы его выступление не имело тех последствий, которых он совсем не желал;

б) он может писать буквально обо всем. Для сатиры нет тем, маленьких или больших. Если тема подсказана твоим личным жизненным опытом или опытом читателя, значит, она заслуживает воплощения в фельетоне, памфлете, юмористическом рассказе. Не знаю, достаточно ли научен этот принцип, но я его придерживаюсь, повторяю, вот уже около пятидесяти лет, и он еще ни разу меня не подвел.

Так обстояло дело с первым, вторым, третьим и последующими фельетонами автора. Некоторые из них он и представляет сегодня на взыскательный суд читателя. Так же как и рассказы, притчи в прозе, построенные часто на комическом эффекте.

С этим последним обстоятельством связан еще один, до конца не выясненный вопрос. А именно: как приходит в голову юмористу та или иная смешная ситуация? Наверное, у разных юмористов это складывается по-разному, каждый пользуется своим, известным только ему одному методом.

Во времена испанской святейшей инквизиции в качестве орудия пытки применялась гаротта — деревянный обруч, стягивающийся специальным винтом. Так вот, когда мне нужно придумать тему смешного рассказа, я помещаю голову в этот обруч и начинаю медленно стягивать его винтом до тех пор, пока в мозгу не возникнет какая-нибудь забавная идея. Как правило, она возникает.

Хотите проверить — попробуйте сами.

Ну вот, а теперь, кажется, мы обо всем поговорили, подготовили как могли предстоящую встречу читателя с книгой, предупредили, на что он может рассчитывать, углубившись в нее. И если читатель убедился, что перед ним как раз та дверь, которую он хотел бы открыть, тогда — милости просим. Обратите внимание, что надпись на этой двери гласит: