— Это хорошо. Я тут тебе анализы принес. Посмотри, — говорит он, протягивая мне сложенный листок бумаги.

Я забираю у него результаты и прячу их под подушку.

Затем поворачивается к Машеньке:

— А ты, наверное, заботишься о маме?

— Да! — отвечает дочка с такой гордостью, что я не могу не улыбнуться.

Кирилл улыбается, но тут же возвращается к своей сдержанности. Он оборачивается к Андрею, и их взгляды сталкиваются. Мужчины несколько секунд испепеляют друг друга глазами.

Молчание. Казалось бы, всего мгновение, но этого хватает, чтобы воздух в комнате ощутимо сгустился. Андрей выпрямляется, его поза становится ещё более напряжённой. Кирилл, напротив, остаётся спокойным, но в его глазах читается некое предупреждение.

— Спасибо, что заботишься о Насте, — наконец говорит Андрей, его голос звучит ровно, но с оттенком вызова.

— Это моя работа, — холодно отвечает Кирилл, взгляд его не дрогнул.

Я чувствую, что ситуация накаляется, и мне становится неловко.

— Кирилл, и правда, спасибо тебе за всё, — вставляю я, пытаясь разрядить обстановку.

Он кивает мне, его выражение смягчается, но лишь на мгновение.

— Мне пора, — говорит он, отступая к двери. — Если что-то понадобится, зови.

Кирилл уходит, и напряжение, которое он оставил после себя, медленно рассеивается. Андрей снова поворачивается ко мне.

— Он хороший врач, — произносит он сквозь стиснутые зубы.

Я киваю, стараясь не встречаться с его взглядом. Но мысль о Кирилле и той странной искре, что проскочила между ними, остаётся со мной.

Машенька сидит на стуле у окна, увлечённо играя с новой игрушкой, которую принесла с собой. Её тихий смех заполняет палату, наполняя её неожиданным уютом. Я улыбаюсь, наблюдая за дочкой, но чувствую, как напряжение в комнате нарастает. Андрей медленно приближается к моей кровати.

— Настя, — он говорит тихо, чтобы Маруся не слышала.

Я оборачиваюсь, и в этот момент он осторожно берёт меня за руку. Его пальцы тёплые, крепкие, но прикосновение какое-то робкое, как будто он боится, что я отдёрну руку.

— Я давно хотел поговорить. Сказать то, что давно сидит внутри, но всё не мог решиться.

— Андрей… — начинаю я, но он перебивает.

— Пожалуйста, просто послушай.

Его взгляд карий, глубокий, каким-то странным образом знакомый и чужой одновременно

— Светлана… Это была ошибка. Огромная ошибка. Я не знаю, почему тогда всё так случилось. Наверное, я сам от себя сбежал, от нас. Но теперь я понимаю, что это была не слабость, а глупость.

Я молчу, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Каждое его слово — как острие, которое прокалывает только начавшую затягиваться старую рану.

— Настя, я люблю тебя. Всегда любил. И люблю до сих пор.

Он сжимает мою руку сильнее.

— Ты — моя семья. Ты и Машенька. Я был идиотом, когда разрушил всё это.

Мир вокруг замирает. Я смотрю на него, не в силах ответить. Его слова звучат искренне, но их тяжесть давит на меня. Я слишком устала, слишком много прошло времени.

— Андрей, — наконец, произношу я, осторожно убирая руку. — Это не так просто. Всё, что ты говоришь, звучит красиво, но… прошло то время, когда можно было что-либо изменить.

Его глаза темнеют, будто я ударила его.

— Я понимаю. Но я готов ждать. Всё, что я хочу, — это снова быть рядом. С тобой. С Машей. Сделать всё, чтобы вы были счастливы.

— А Света? Ребенок? — тихо спрашиваю я.

— Я буду её помогать. Настя, мне больше никто не нужен, кроме тебя.

Бывший муж выглядит так, словно борется за последний шанс, но я не могу дать ему обещаний. Слишком много боли, слишком много всего.

— Нет, — говорю я. — Мы останемся родителями Маруси, но супругами уже больше никогда не будем.

— Настя, я не всё сказал. — Его голос звучит тише, но в нём сквозит что-то надломленное.

— Андрей, не надо... — пытаюсь остановить его, но он поднимает руку, прося дать ему договорить.

— Послушай. — Он садится рядом, совсем близко, так что я чувствую тепло его плеча.

Он наклоняется ближе, смотрит прямо в глаза.

— Я никогда в жизни так не боялся. Никогда. — Он сжимает кулаки, словно пытаясь удержать себя в руках. — Я стоял под этой операционной, слышал, как мне говорят: «Ждите», и понимал, что, если с тобой что-то случится, если ты… — он запинается сглатывая. — Я не смогу это пережить.

Я смотрю на него, и слова застревают у меня в горле. В этот момент он кажется мне таким искренним, что я не могу отвести взгляд.

— Это не просто страх. Это… это как будто тебе вырывают сердце, а ты ничего не можешь сделать.

Он тяжело выдыхает и проводит рукой по лицу, пытаясь прогнать воспоминания.

— Мне очень жаль, что ты это прочувствовал. Не стоило за меня так переживать, — отворачиваюсь от него.

Когда они уходят, я остаюсь одна, и в тишине палаты его слова звучат эхом в моей голове. Что если он действительно изменился? Что