Размер шрифта:   16
— его глаза. Они смотрят на меня с такой заботой, что я чувствую, как боль начинает отступать. Потом — темнота, словно густой, глубокий сон.

Просыпаюсь медленно, словно выныриваю из вязкого тумана. Веки тяжёлые, тело будто не моё. Лёгкая слабость накрывает с головой, но боли нет. Тишина вокруг обволакивает. Только какой-то аппарат где-то рядом тихо пищит, отмеряя секунды.

Я открываю глаза, но свет ламп режет их, и я тут же снова закрываю. Голова кружится. Где я? Что произошло? Вспоминаю обрывками: боль, Кирилл, больница, его глаза. Потом всё погружается в пустоту.

Наконец, мне удаётся сосредоточиться. Я снова открываю глаза, на этот раз осторожно. Серый потолок, белые стены. Шум аппаратов. Палата. Значит, операция закончилась.

— Вы проснулись, — голос рядом звучит спокойно, но ободряюще. Женщина в белом халате появляется в поле зрения. Медсестра? Врач? Улыбается, проверяет какие-то приборы. — Как вы себя чувствуете?

Я пытаюсь что-то сказать, но горло пересохло, слова застревают. Только шепчу:

— Воды...

Она кивает, подаёт стакан с трубочкой. Я делаю пару глотков, и прохладная жидкость обжигает горло, но это приятное ощущение.

— Всё прошло хорошо. Аппендицит был сложным, но вы в надёжных руках. Сейчас вы в реанимации, в палате интенсивной терапии.

Слова звучат как через вату, но я понимаю их. Значит, я жива. Странно, но от этой мысли накатывает облегчение.

— Я сейчас позову доктора.

Я киваю. И тут вспоминаю: Кирилл. Он был рядом, я помню это даже сквозь боль. Его глаза перед операцией — единственное, что давало мне силы.

Через минуту дверь открывается. Он входит в палату. Без маски, но всё тот же — сильный, уверенный, будто это он только что спасал меня, а не врачи.

— Настя, ты как? — Его голос мягкий, но я вижу, что он волнуется. Глаза чуть покрасневшие, как будто он не спал.

— Нормально... — шепчу, и даже эта короткая фраза даётся с трудом.

Кирилл подходит ближе, берёт мою руку в свою. Его ладонь теплая, а моя кажется ледяной. Он опускается на стул рядом с кроватью и смотрит на меня так, будто проверяет, всё ли на месте.

— Ты здорово нас всех напугала, — говорит он, пытаясь улыбнуться, но это больше похоже на гримасу усталости. — Главное, что теперь всё позади.

Я смотрю на него, пытаясь найти слова благодарности, но во мне слишком много эмоций. Он был со мной, держал меня, когда я не могла выдержать боль. Теперь он снова здесь.

— Спасибо... — это всё, что удаётся выдавить. Но он понимает.

— Ладно, отдыхай. Тебе сейчас нельзя волноваться, — говорит он, поглаживая мою руку. — Я тут, рядом.

И я верю ему. Спокойствие накрывает, как тёплое одеяло. Очевидно, впереди ещё восстановление, но с ним рядом я справлюсь.

16

Настя

Просыпаюсь от легкого шороха за дверью. В палате тихо, лишь равномерное гудение аппаратов напоминает о том, что я всё ещё под наблюдением. Свет мягко струится через жалюзи, заливая комнату приглушённым теплом. Я чувствую себя лучше — слабость есть, но боль практически ушла.

Дверь открывается, и в проёме появляется Машенька. Моя девочка! В её руках маленький плюшевый мишка, глаза блестят от радости.

— Мамочка! — Она бросается ко мне, но медсестра тут же мягко её останавливает.

— Осторожно, Машенька, мама ещё поправляется, — говорит женщина с улыбкой, и моя дочка, послушно кивнув, осторожно подходит к кровати.

За ней в палату входит Андрей. Высокий, статный, как всегда уверенный в себе. В руках у него огромный букет алых роз — такой яркий, что кажется, он наполняет всю комнату цветом.

— Насть, ты как? — спрашивает он, кладя букет на тумбочку. Его голос звучит искренне, но я не могу не заметить напряжения в глазах.

— Лучше, — отвечаю, и на губах появляется слабая улыбка. Машенька садится рядом, берёт меня за руку. Её прикосновение такое тёплое и родное, что мне хочется плакать.

— Я так испугалась, мамочка, — говорит она. — Папа сказал, что ты заболела.

Я сжимаю её маленькую ладошку.

— Всё хорошо, солнышко. Я скоро поправлюсь.

Андрей стоит в стороне, молчит, но его взгляд почти прожигает меня. Я чувствую, что он хочет что-то сказать, но не решается. Его напряжённая фигура выдаёт внутреннюю борьбу.

— Кирилл Николаевич, вы как раз вовремя! — раздаётся голос медсестры из коридора, и в палату заходит он.

На нём медицинский костюм, волосы чуть взъерошены, а во взгляде — смесь спокойствия и профессиональной строгости.

— Здравствуйте, — говорит он, кивнув мне и лишь мельком взглянув на Андрея.

В палате тут же повисает напряжение. Андрей смотрит на него с вызовом, словно ожидает, что Кирилл начнет что-то ему говорить. Но тот лишь подходит ко мне.

— Как самочувствие? — спрашивает Кирилл, его голос звучит так, будто вокруг никого нет, кроме нас двоих.

— Уже лучше, — отвечаю, чувствуя, как щеки начинают гореть. Его присутствие действует на меня странным образом — смешени