Вместо этого он был одет и сидел на краю кровати. Его темные волосы пребывали в беспорядке, несколько прядей упали на лоб, сонные, великолепные голубые глаза устремлены прямо на меня.

Он протянул руку в мою сторону, и я напряглась, когда он провел пальцами по волосам на моей шее, а затем стал их накручивать на палец.

Боже, ни один мужчина не прикасался ко мне так. Ни один. Никто за тридцать четыре года.

— Эй, — прошептал он.

Что происходит?

— Привет, — прошептала я в ответ, не зная, как поступить в этой беспрецедентной ситуации.

— Не хотел тебя будить. — Он говорил все так же тихо. — Но и просто исчезать тоже посчитал неправильным.

При этих словах я почувствовал, что со мной происходит нечто странное. Будто наступило начало разрядки. Освобождение, которое было одновременно и болью, и облегчением, которое наступает, когда вытаскивают занозу. Или когда заноза сама пробивается наружу.

— Я дежурю на выходных, — продолжал он. — Надо добраться до дома, принять душ, переодеться и ехать в управление.

В этот момент со мной произошло нечто странное.

Я почувствовала, что заплачу.

Тут же вспомнились два последних раза, когда я проливала слезы.

Один раз я сидела в кофейне у Мими и слушала, как Алек Колтон успокаивает меня после того, как мне был нанесен, как тогда казалось, смертельный удар. Не в прямом смысле, но, безусловно, в переносном.

Второй раз произошел, когда я узнала о смерти Денниса Лоу.

Первые были слезами горечи, печали, поражения и стыда. Последние стали слезами счастья.

Учитывая, что говорил Мерри, я поняла, что должна собраться с мыслями и ответить. Поэтому проговорила:

— Хорошо.

— Я занят все выходные, но мы поговорим позже, — объявил он.

Не отрывая головы от подушки, я посмотрела ему в лицо.

Я пыталась прочесть хоть самую малость, хоть что-то, указывающее на его мысли.

Он просто выглядел сонным и каким-то милым. И это шокировало.

Гаррет Меррик был настоящим мужчиной, но не милым.

Он был полицейским. Он был хорошо сложен, мускулист, но поджар. Его крепкая, жилистая фигура, знакомая мне по работе официанткой, затем стриптизершей и, наконец, бармена, скрывала мощь, заключенную в его теле. Он не был громадиной, и поэтому можно было подумать, что с ним можно шутить, но это было совершенно не так. Я понимала это, глядя на него. Но за время моей работы в баре «Джей и Джей» он разнял три драки в баре, так что я видела воочию его силу.

Его красота была каким-то образом мягкой, но ей не удавалось скрыть того факта, что в глубине, за ее поверхностью сам он был далеко не мягок. А наоборот — суров.

Его чувство юмора тоже было жестким.

А личное восприятие добра и зла было острым, как бритва (хотя, возможно, и немного безумным). В мире Гаррета Меррика практически не было серых оттенков. Было черное и белое.

У него была особая репутация в этом городе, а я была барменом, поэтому была в курсе. Он был не просто полицейским. Он сам был порядком и справедливостью. И какая-то его часть была вынуждена решать, каким должен быть этот порядок и как должно вершиться правосудие.

У него была внешность старого доброго парня. Но под ней скрывалось нечто совсем иное.

Я понимала это. И знала его историю. После того, что случилось с его семьей, было несколько путей, по которому могла пойти его жизнь, и ни один из них не был хорошим.

Кроме того, который выбрал Мерри.

Так что он не был милым. Совсем нет. До этого самого момента.

Сонный и милый. Будто его не капли не беспокоило похмелье.

— Шер? — позвал он.

Я отмахнулась от своих мыслей и пробормотала:

— Извини, я немного не в себе.

Он усмехнулся, милое выражение ушло, и произошло чудо.

Страдая от похмелья, неуверенности в себе и страха, я буквально завелась, увидев его эту наглую ухмылку.

Он знал, что сделал со мной вчера вечером. Знал, как мне это понравилось. И понимал, что пусть я и была полностью вовлечена в процесс, именно он доминировал в этой игре, кончил сам и заставил кончить меня. Пять раз.

Мои ноги сдвинули в сторону, и Мерри наклонился ближе.

— Отдыхай, — пробормотал он. — И когда проснешься, прими аспирин. Я позвоню позже.

Я кивнула, опуская голову на подушку.

Он наклонился еще сильней, и я не знала, стоит ли мне привстать или повернуть голову на случай, если ему понадобится прямой доступ к моим губам, потому что он намеревался меня поцеловать.

И я поняла, что он действительно меня целует. Сладким поцелуем. Легко проведя губами по моей щеке, он переместился к моему уху.