Рене Леблан
Счастливчик
Глава 1
Письмо из южных земель
Промокшему насквозь, забрызганному грязью рыцарю пришлось проскакать два месяца от границ дикой южной страны, чтобы достичь французской провинции Анжу.
А там было скучно и серо. Тоскливый ноябрьский дождь висел над полями, как грязная занавеска. Запах болота поднимался от запущенного рва, окружавшего старый особняк. С первого взгляда приезжий рыцарь даже не смог определить, чьё это жильё — зажиточного крестьянина или аристократа. Растрескавшаяся ограда, утыканная поверху вороньими гнёздами, всего одна башня, небрежно приоткрытые ворота, около которых не было ни караульной будки, ни даже простого стражника.
— Эй, ты! — окликнул рыцарь проходившего мимо крестьянского подростка. — Это имение семьи де Витри?
Подросток молча кивнул. Бедновато живут, подумал рыцарь, окинув взглядом крышу, давно нуждавшуюся в ремонте. Спрыгнул с коня и шагнул в ворота.
В доме были только двое детей да служанка Жилонна. Хозяин имения, шевалье де Витри вместе с двумя слугами, составлявшими весь его штат, уехал на охоту — добыть хоть какой-нибудь дичи к столу, очень уж надоела солонина. Его супруга, мадам Бланка, надев поверх туфель деревянные крестьянские башмаки, отправилась пешком на мельницу, провести ревизию запасов зерна и муки.
Служанка Жилонна чистила в кухне котлы и сама с собой бормотала. Шипели сырые дрова в очаге, пахло дымом, но, в целом, было довольно уютно. Дети тут же играли в трик-трак. Это были мальчик и девочка, лет по двенадцати, похожие на лицо, как брат и сестра — оба светловолосые, сероглазые, с правильными чертами. На самом деле, никакого родства между ними не было.
— Твой ход, — сказал Окассен.
Николетт усмехнулась и бросила кости. Ей выпал удачный ход, такая уж она была счастливица — всегда выигрывала. Окассен сердито засопел и подтянул под себя ногу в заштопанном чёрном трико. Он был бледный, волосы — светло-русые, прямые, но лицо приятное. Одет он был бедно, половину застёжек на потёртом чёрном кафтане заменяли верёвочки, продёрнутые в дырки.
Николетт тоже была бледна. Солонина и дым от сырых дров не дают здорового румянца. Но девочка отличалась удивительной, хотя и слегка болезненной красотой. Волнистые белокурые волосы были заплетены сзади в две косы, а по бокам беспорядочно свисали. Огромные серые глаза смотрели по-взрослому серьёзно и печально. Рот был немного больше, чем считалось идеальным по канонам красоты, зубы — ровные и белоснежные.
— Бросай! — сказала Николетт. — Заснул?
Окассен сделал ход и проиграл. Ему стало смертельно скучно, и захотелось сделать что-нибудь «этакое», что разогнало бы и едкий дым, и паутину над очагом, и тоскливое бормотание служанки. Посмотрев насмешливо в лицо Николетт, он сказал:
— Ты всегда выигрываешь, потому что мать у тебя была ведьма!
Николетт не разозлилась, но застыла на секунду. Потом ответила тихо:
— Не трогай её. Она умерла.
— Она была ведьма, это все знают.
Окассен улыбнулся злорадно, зная, что Николетт сейчас непременно разозлится.
— Она спасла тебе жизнь, — сердито проговорила девочка. — И она выкормила тебя своим молоком.
— Я этого не помню, — насмешливо возрази Окассен. — Говорят, у неё был хвост.
— Ты набитый дурак! — воскликнула Николетт, бросив фишки на стол.
Она ушла от стола и села на ларь, стоявший под окошком. Окассен притащился за ней туда. Уселся рядом и толкнул своей ногой её ножку в дырявом шерстяном чулке.
— Ты вечно ходишь рваная, потому что твой отец был нищим. Я слыхал, он страшно пил. А от пьяниц родятся дураки.
Окассен добился своего — девочка бросилась на него, вцепилась в волосы, а ногтями расцарапала ему шею. Конечно же, он оборонялся. Завязалась яростная драка, из которой мальчик вышел победителем. И неудивительно — он был достаточно крепкий для своих лет, выше своей противницы почти на полголовы.
Вся красная и взлохмаченная, Николетт ревела, сжавшись в комок на полу. Окассен влез на ларь и посмотрел в окно, застеклённое несколькими грязными стёклышками, каждое — с ладонь величиной.
— Эй, не реви! Приехал кто-то. Пойдём, посмотрим!
Окассен был единственным сыном хозяев имения де Витри. Николетт, его молочная сестра, находилось в странном положении то ли служанки, то ли приёмной дочери. Её покойная мать, кормилица Окассена, никакой ведьмой, разумеется, не была. Она хорошо разбиралась в целебных травах, слыла хорошей лекаркой, к которой таскались больные со всей округи. Звали её тоже Николетт.