Я опускаю ладонь к груди, где сердце сжимается от боли. Сухой всхлип вырывается из груди, но ни одна слезинка не срывается с ресниц. Сегодня я выплакала всё то, что копилось во мне четыре года. Больше слёз нет.

Боль внутри меня печёт, испепеляет душу. Будто она стала куском пергамента в пустыне, вспыхнувшим и сгоревшим дотла, остатки пепла которого развеял ветер.

Я прислушиваюсь к звукам за дверью. Олег перестал стучать, и это очень сильно меня настораживает. Я совсем не верю в то, что успокоился. С первого дня моей жизни в этом доме мой сводный брат решил затащить меня в постель любой ценой. И если сначала я была уверена, что его спортивный интерес скоро угаснет, то позже с ужасом осознала, что он стал одержим.

Одержим настолько, что переломал рёбра парню, который проводил меня до дома.

Я принимаю решение за долю секунды.

Я не вижу смысла оставаться в доме, в котором даже спать не могу, опасаясь за собственную безопасность. Беру вместительный рюкзак и, стараясь не шуметь, складываю нужные на первое время вещи. Хотя, собирать мне особо нечего.

Закинув последнюю вещь в рюкзак, подхожу к окну. Открываю створку и, перегнувшись через подоконник, смотрю вниз. Спрыгнуть не смогу, слишком страшно. Вроде недалеко, но прыгать со второго этажа чревато переломами и ушибами.

— Ты что там притаилась, холера? — сильный удар в дверь пугает до икоты.

Я подпрыгиваю на месте и чуть не выпрыгиваю от страха на улицу раньше времени.

Закусываю губу и понимаю, что ждать больше нельзя. Олег потерял терпение. Ещё несколько минут, и он вломится в комнату. Сводный братец уже не раз ломал замок в мою комнату. И в этот раз эта задача не составит ему труда.

Поэтому я забираюсь с ногами на подоконник, тянусь руками к перилам балкона, цепляюсь, чуть подтягиваюсь и, не давая себе времени на раздумья и страх, прыгаю.

Ладони тут же становятся влажными. Я пытаюсь подтянуться, чтобы принять более удобное положение, но сил не хватает. Всегда ненавидела спорт. И даже пары секунд в таком висячем положении было достаточно, чтобы мышцы заныли от напряжения.

Вдох-выдох. Жмурю глаза. Съезжаю по перилам вниз. Пальцы сводит от напряжения. Я распахиваю глаза и кидаю взгляд вниз.

Совсем немного до газона. Но разжать ладони всё равно до одури страшно. Я пытаюсь набраться смелости, но слабые мышцы решают всё за меня. Влажные ладони соскальзывают с резных перил, и я с визгом лечу вниз, забыв об осторожности. Падаю в куст жасмина на спину. Удар смягчают ветви и набитый до отказа рюкзак. Только до обидного больно клацаю зубами, чудом не прикусив язык. Вскакиваю на ноги, ощупываю ноги и руки, но боли не чувствую.

Повезло. Хоть раз повезло. Вскидываю голову к окну, из которого только выскользнула, когда боковым зрением улавливаю, что в комнате загорелся свет. Медлить больше нельзя, нужно бежать.

Я поправляю лямки рюкзака, ныряю в тень и замираю, как мышь под веником, когда слышу полный ярости голос Олега:

— Я знаю, что ты меня слышишь, холера. Я всё равно до тебя доберусь. Я всё равно получу тебя. Мне надоело ждать! Надоело, слышишь? Я был слишком терпелив! Больше этого не будет! — орёт так громко, что у соседей начинает лаять собака.

Мне хочется выскочить и послать его к чёрту, заорать, как сильно я его ненавижу и презираю. Но страх перед ним и его властью не позволяют мне этого сделать. Я знаю, на что он способен. Как он способен влиять на людей, очаровывать их, располагая к себе.

Его влияние не распространилось только на меня. Только я не смотрю на него больным влюблённым взглядом, готовая выполнять любую прихоть. И это так больно цепляет его. Именно это причина, по которой он не может оставить меня в покое.

— Тварь! Дрянь мелкая, — продолжает рычать взбешённо Олег. — Что ты ломаешься…

Я не слушаю весь тот поток слов, который выльется из него дальше. Я слышала его сотни раз. Зажатая между стеной и его сильным телом. Слишком сильным и мускулистым, чтобы я могла вырваться. Когда его горячее и частое дыхание опаляло лицо, заставляя дрожать от ужаса и страха. Когда его мокрые губы касались моего лица и шеи. Когда его руки бесстыдно скользили по телу, нарушая все мои границы.

Я всё это слышала. И лишь чудо уберегло меня от всех тех угроз, которые сейчас разносятся в темноте по двору.

Бежать. Бежать как можно дальше. От него. От всей этой гнилой семейки, в которой я жила, как в самом настоящем кошмаре три года.

Спрятаться. Затаиться. Сделать так, чтобы он забыл о моём существовании. Чтобы вся семейка забыла о моём существовании.

— Куда это ты собралась? — насмешливый и чуть визгливый голос, раздавшийся в кромешной темноте, вызывает желание заорать во всю глотку от испуга.

5