Кто же знал, что холода наступят так рано. Зима всегда приходит некстати, когда ее никто не ждет. Хотя, может, кто-то и ждет. Но точно не начальник ПТС Гаврила Платонович Хомяков.

И еще жильцы в домах, оставшихся при минусовой температуре без отопления, оказались какими-то отмороженными! Куда они только не звонили и не писали, что, мол, замерзают и вот-вот все до одного превратятся в снеговиков.

Но Гаврила Платонович точно знал, что люди в снеговиков не превращаются, потому и не торопился с подачей тепла. И дождался-таки!

В двенадцатом часу ночи, когда Хомяков уже ворочался на супружеском ложе под недовольный шепот жены: «Когда же ты уже наконец угомонишься?!», – раздался звонок его мобильника.

Не глядя на номер звонившего, он включил связь. Звонил его непосредственный начальник Максим Степанович Карпухин и требовал срочно приехать к дому номер восемнадцать на улице Володарского.

Хомяков не сразу сообразил, что этот тот самый замерзающий дом.

– Что случилось, Максим Степанович? – шепотом спросил он начальника.

– Приедешь и увидишь! – отрезал Карпухин.

Делать нечего, с начальством не поспоришь, пришлось срочно собираться.

– Куда ты? – прошипела жена Нина.

– Карпухин вызывает, – ответил Гаврила.

– На ночь глядя? – изумилась жена.

Гаврила Платонович недовольно пожал плечами.

– Чего случилось-то? – не отставала женщина.

– Нина! – рассердился Хомяков. – Чего, по-твоему, ночью может случиться, кроме аварии?! Спи уже.

– Кто вас знает, мужиков, – пробормотала Нина, засыпая. – Может, у тебя, у кобеля, полюбовница случилась.

– Тьфу ты, – выругался в сердцах Хомяков, – у тебя одно на уме. Возьми и сама Карпухину перезвони!

– Еще чего, – хмыкнула Нина и заснула.

Хомяков на цыпочках, чтобы не разбудить детей, спящих в соседней комнате, прокрался в прихожую, оделся, обулся и вышел из дома. Доехав на своем внедорожнике до нужного места, он выбрался из автомобиля, прислушался. Тихо. Пригляделся. Вроде никого не видно.

Хомяков потоптался на месте. Хорошо зная своего начальника, он не мог поверить в то, что Карпухин мог отмочить подобную шутку – вытащить его ночью из теплой постели и назначить ему свидание возле раскопанной траншеи и не явиться.

– Максим Степанович! – позвал он тихо.

Карпухин не отозвался, и тогда Хомяков позвал громче:

– Где же вы, Максим Степанович?

– Чего кричишь? – ответил ему из-за спины незнакомый голос. – Нету тут твоего Карпухина.

– А кто есть? – испугавшись не на шутку, спросил Гаврила.

– Я есть, – ответил голос.

И Гаврила медленно повернулся. Его глаза широко раскрылись, а коленки стали предательски подгибаться.

Перед ним стояла высокая женщина не первой молодости, одетая в какой-то непонятный балахон, на голове у нее была кокетливая шляпка, на ногах туфли на высоком каблуке.

«Это в такой-то холод!» – машинально подумал Хомяков.

Но самым главным аксессуаром странной дамы был топор! Самый настоящий топор. Он лежал у нее на плече. Она любовно придерживала его одной рукой в длинной до локтя, как показалось Хомякову, красной перчатке.

– Вы кто? – дрожащим шепотом спросил Гаврила Платонович.

– Фея я! – ответила странная особа и притопнула одной ножкой, обутой в туфлю эдак сорок третьего размера, а то и больше. При этом туфля эта переливалась под лучами лунного света острыми искрами. Ошалевшему Гавриле показалось, что туфли на ногах Феи из чистого хрусталя. Они даже тонко позванивали при каждом ее движении.

– Фей не бывает, – нашел в себе силы заявить Гаврила.

– А кто же я, по-твоему? – подбоченившись, спросила особа с топором.

«Нечистая сила», – подумал про себя Гаврила, а вслух, насупившись, ответил:

– Я не знаю.

– А раз не знаешь, то и не спорь! – отрезала Фея. Голос ее при этом стал сердитым.

Неожиданно она резким тычком подтолкнула его к яме и велела:

– Лезь туда!

– Куда «туда»? – растерялся Гаврила, боясь оглянуться назад, но чувствуя, что яма буквально за его спиной.

– В траншею! – велела Фея и любовно погладила топор второй рукой.

– Вы с ума сошли! – закричал Гаврила. – Я же убьюсь.

– Ничего тебе не сделается, – заявила Фея и, так как сам Хомяков никуда прыгать не собирался, толкнула его в грудь.

Гаврила взмахнул обеими руками и полетел в яму.

Фея была права, ничего он себе не сломал, только ушибся.

– Я же замерзну здесь, – просипел Гаврила из ямы.

– Других ты морозить мастак! Так что теперь и самому не грех чуток померзнуть.

– Вытащите меня отсюда, – взмолился Гаврила, – я же здесь простужусь.