– Не плачь, – попросил Гаврила и приобнял ее за плечи.

– Погоди, – сказала Нина. – Я хочу рассказать тебе все. Мне ведь даже не перед кем было излить свое горе.

– Рассказывай, – тихо проговорил Гаврила.

– Однажды отец не выдержал, откопал в огороде свой партийный билет, вернулся домой, налил всклянь в стакан водки, опрокинул его одним махом и с криком: «Прости меня, родная партия!» – сиганул в окно. Так я осталась полной сиротой, – сказала Нина.

– Как же ты жила все это время? – вырвалось у Гаврилы.

Нина флегматично пожала плечами:

– Сначала продавала все, что можно продать ценного из дома. А потом поняла, что делать нечего, есть-то что-то надо, и, встретив бывшую одноклассницу и узнав, что она торгует обувью, пошла торговать на рынок женским бельем.

Гаврила слушал ее, смотрел на нее, и сердце его обливалось кровью.

И эта новая Нина, похудевшая, подурневшая, с покрасневшим носом, загрубевшими руками и посиневшими от холода губами, умилила его и растрогала до глубины души. После чего его задремавшая страсть вспыхнула в нем с новой силой.

Гаврила обогрел девушку, накормил, приодел и решил познакомить с матерью. Нина не возражала. Она была согласна на все! Лишь бы есть досыта каждый день, не просыпаться чуть свет и не мерзнуть на рынке, угождая ненавистным ей покупательницам.

Матери Нина не понравилась. Но отговаривать Гаврилу и тем более запрещать ему жениться на девушке она не стала. Только и сказала тихо:

– Тебе, сынок, с ней жить. Так что думай сам.

Гаврила долго раздумывать не стал. То, о чем он так долго мечтал, что уже не надеялся получить, само свалилось ему в руки, как переспелое яблоко с ветки яблони. И он повел Нину в загс.

Жить они стали в квартире, доставшейся Нине от родителей. На этом настояла его молодая жена.

– Не жить же нам в хрущевке с твоей матерью, – проговорила Нина решительно.

И Гаврила с ней согласился.

Поначалу молодые жили в полном согласии. Нина была довольна тем, что после всех потрясений она вновь обрела комфортную жизнь. Конечно, не такую, как в былые времена при отце и матери, но все же. Сидеть дома в тепле и светле – это не на базаре стоять и в жару и в холод.

Ей больше не приходилось считать каждую копейку. Гаврила отдавал жене все деньги, как когда-то отдавал их матери, не спрашивая, куда именно она их тратит. Потом у молодых супругов родился сын. Гаврила, и без того летавший после женитьбы как на крыльях, почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Через два года родилась дочь. Еще через пять лет он сам дорос до начальника ПТС. Спустя какое-то время он понял или, скорее, почувствовал, что это его потолок. И смирился с этим, решив довольствоваться теми благами, что он уже получил от жизни. Но не тут-то было. Его домовитую, спокойную супругу точно подменили!

Гавриле поначалу показалось, что это случилось за один день. Когда он уходил на работу, то оставил дома жизнерадостную, всем довольную жену, а когда вернулся, то обнаружил в своем доме раздражительную ворчливую фурию. Это уже много позднее Гаврила понял, что Нина изменилась не в одночасье. Она всегда была такой, просто на время все ее отрицательные качества как бы затаились, впали в спячку. И потом стали постепенно просыпаться. Нина стала выказывать мужу недовольство его зарплатой, укоряла за то, что он так и не научился брать взяток, что у него напрочь отсутствует умение идти по трупам. Да что там по трупам, он даже расталкивать локтями соперников не способен.

Гаврила сначала удивлялся переменам, как ему казалось, неожиданно произошедшим в характере его жены, потом решил смириться и не обращать на ее желчное ворчание внимания.

Но легко сказать – не обращать. Гаврила со временем стал замечать перемены в себе. Он уже не горел, как прежде, на работе, можно даже сказать, стал относиться к своим обязанностям наплевательски. У него вошло в привычку откладывать в долгий ящик не только то, что могло подождать, но и неотложные дела. Безразличие и лень вольготно почувствовали себя в его душе и теле.

Тем временем за его спиной все чаще слышалось: «Выбрался из грязи в князи, а теперь работает спустя рукава, только деньги лопатой гребет».

«Не велики деньги, – думал Гаврила, – вон Нинка меня и днем и ночью грызет».

Гаврила Платонович старался не обращать внимания на слухи, его сонное спокойствие не всколыхнул даже долетевший до его ушей шепоток, что, мол, Хомяковым начальство недовольно. Что ему начальство? Оно относительно далеко.

И тут на его голову невесть откуда свалилась эта Фея с топором!

Но если рассудить здраво, то никакой его вины в случившемся и нет. Да, затягивал замену прорвавшейся трубы. Но, опять же, по уважительным причинам…