Сам Гаврила Платонович рос полусиротой. Отец его после развала страны потерял работу. Завод, на котором он работал, сначала приватизировали, как бы от лица трудового коллектива, рабочим выдавали ежемесячно бумажки, которые назывались акциями, с копеечной зарплаты работяг вычитали за них энную денежную сумму. Каждому из них говорили, что он теперь собственник своего предприятия. Но не прошло и года, как завод канул в Лету: то ли его продали с молотка, то ли растащили по частям, но так называемые собственники завода остались с носом и оказались на улице.

Отец Хомякова сначала честно пытался найти свое место в новой жизни, если ее, конечно, можно было назвать жизнью. Потом кинулся искать хоть какую-то работу. Но работы для него не нашлось никакой! Отец стоял на бирже труда, бегал по всем объявлениям в газетах и на столбах. Но все напрасно. Тогда он запил.

Прошло два месяца. Из старого бабушкиного буфета пропали серебряные ложки, с вешалки – красивая теплая оренбургская шаль, а из шкатулки – мамино обручальное кольцо.

После этого поздно вечером, когда родители были уверены, что сын их спит, мама спросила отца:

– Платон, где мое обручальное кольцо? – Про ложки и шаль она почему-то спрашивать не стала.

Отец и не думал отпираться, ответил:

– Я его сдал в ломбард.

– А ты у меня спросил?

– Нет. Пойми ты! – повысил он голос. – У меня трубы горели!

– Я не хочу думать о трубах, – тихо, очень тихо ответила мама, но Гаврила ее все равно услышал. – Своим поступком, – добавила мать, – ты развел нас. Так что уходи.

– И уйду, – ответил отец.

Так он и сделал. Собрал свои вещички, сложил их в старый чемодан. Перед уходом сказал матери:

– Раз я оставляю вам с Гаврилой все, что тут есть, – он обвел взглядом скудную меблировку их квартиры, – отдай мне накопленные деньги.

Мать, не говоря ни слова, достала сберкнижку и отдала мужу. Оба знали, что деньги на ней, как говорило тогдашнее правительство, временно заморожены.

Мать, опасаясь того, что, истратив деньги, муж вернется обратно и станет требовать от жены еще чего-то, потребовала от него расписку, что он забрал сберкнижку на такую-то сумму и больше не имеет претензий.

Платон Хомяков охотно дал жене такую расписку, так как денег на книжке было немало и он надеялся, что они вот-вот разморозятся. Они и разморозились! А еще точнее, сгорели!

Так Гаврила с матерью остались вдвоем. Об отце они больше не слышали, он как в воду канул.

Денег катастрофически не хватало. Мать, работавшая инженером, тоже после развала фабрики осталась без работы. Но она не боялась никакой работы и, засунув подальше свой диплом о высшем образовании, устроилась работать санитаркой в больницу. Работать приходилось не только днем, но и по ночам.

Гаврила боялся оставаться по ночам в пустой квартире один, но терпел, матери ничего не говорил, чтобы лишний раз ее не расстраивать.

Когда мамы не было дома, за ним днем приглядывала соседка тетя Дуня. Она и кашу манную сварит, и суп, приготовленный матерью с вечера, разогреет.

А потом Гаврила научился все это делать сам. Став постарше, он уже помогал прихворнувшей соседке, бегал в аптеку за лекарствами, в магазин за продуктами, мусор выносил, почту вынимал из почтового ящика и приносил тете Дуне.

Пожилая женщина нарадоваться на мальчика не могла и нахваливала его всем соседям и знакомым.

В школе Гаврила учился хорошо с самого первого класса. Если ему что-то было непонятно, он, не боясь насмешек, расспрашивал более сообразительных одноклассников или подходил после уроков к учителям, которым нравился усидчивый вежливый мальчик.

Мать тем временем, изо всех сил стараясь заработать побольше денег, стала прихватывать на работе дополнительные часы. Это не было проблемой, санитарок всегда не хватало, так что мыть полы и выносить утки – всегда пожалуйста. Только и с дополнительным заработком мать получала на руки сущие гроши. И их маленькая семья еле концы с концами сводила.

А тут еще Гаврила учудил! В самом конце декабря он, выбрасывая мусор, заметил на помойке крохотный дрожащий комочек. Пригляделся – это был щенок. Сердце Гаврилы сжалось от жалости, и он принес свою находку домой. Мать, увидев лохматого кроху, только руками всплеснула. Ругаться не стала. Но, тщательно осмотрев щенка, нашла у него кучу блох.

– Мама! Он же не виноват! – испуганно воскликнул Гаврила. – Если мы его отнесем назад, он замерзнет! – мальчик горько заплакал.

Потом они вдвоем с матерью целый вечер вынимали из щенячьей шерсти блох. Кто бы мог подумать, что на таком крошечном существе может поместиться столько кровососущих гадов. Удивительно, как они до сих пор не загрызли крошку.