«Велвел — Нинурта — Набу-Рама — Рафаил — Юдифь, — как заклинание повторил Эгиби. — Я ничего не буду менять. Никогда ничего не нужно менять…»

— Давид! — крикнул он секретарю. — Вели запрягать мулов. Поедем по делам.

У Велвела Эгиби задержался немного дольше, чем рассчитывал. Оставив на улице сопровождавших его охранников — двух рослых вавилонян в бронзовых доспехах, с мечами на поясе, — он без приглашения вошел в дом ростовщика, пересек двор, не обращая внимания на попытки раба сказать, что хозяин еще спит, ногой распахнул перед собой дверь в затхлую комнатушку, где хранилась таблички с финансовой отчетностью, и немедленно приступил к ревизии.

Когда Велвел — заспанный, пунцовый, потный, толстый старик — появился на пороге, Эгиби уже знал, сколько у него украли, почему и как это обернуть с пользой для себя.

— Хотел тебя поздравить, — сказал он вместо приветствия. — Ты ведь, кажется, решил жениться…

Велвел, опешив от скорой развязки и вскрывшейся аферы, стал плакаться, что все вышло случайно, мол, хотел всего лишь помочь хорошему человеку, а тот в благодарность предложил ему свою дочь. Вздыхал: лучше бы отказался, ведь, по правде, девица некрасива, давно не юна, а ему, старику, не нужна и вовсе.

— Да, я понимаю, понимаю, — улыбнулся и охотно поддержал его Эгиби. — У тебя доброе сердце. Почему бы не помочь будущему родственнику. Но десять процентов — это все-таки очень мало. А вот если твой будущий тесть возьмет меня в свое предприятие… Кто он? Корабельщик? Поговори с ним, не согласится ли он за полцены построить для меня пару кораблей… в течение года, чтобы это не было слишком накладно.

Велвел лишился дара речи. Куда там десять процентов!.. Это было в несколько раз дороже, чем обычно брал Эгиби.

— Он не согласится, — попытался спорить ростовщик.

Эгиби опустил глаза, руки его стали заново перебирать аккуратно сложенные на столе таблички, лицо потемнело, и он вдруг перешел на шепот, как будто говорил о чем-то сокровенном:

— Тогда мы пойдем в суд. И там решим, на каком основании ты ссудил мои деньги своему тестю под самый низкий процент. Я пущу его по миру, а тебя выпорют на площади плетьми за воровство… Сколько плетей ты выдержишь?

— Нет… нет… Это хорошие условия… В течение года… Хорошие условия… Я поговорю с ним!..

— Вот и ладно, — сразу заторопился Эгиби. — И не забудь пригласить меня на свадьбу.

— Разумеется, мой господин, — низко поклонился Велвел. У него дрожали колени.

Нинурты дома не оказалось. Эгиби, расспросив его рабов, отправился за ним в казарму внутренней стражи, находившуюся на территории царского дворца.

Небо, меж тем, оделось в грязный серый саван, стало грозить дождем, усилился ветер. Люди, предчувствуя ураган, бежали с улиц, прятались в домах. Эгиби от всего этого почему-то стало не по себе — а вдруг это знак свыше, гнев богов на тех, кто осмелился идти против их воли… И тут же успокаивал себя, что это всего лишь напоминание о том, как он должен поступить. Его повозка миновала ворота крепости, окружавшей дворец, стража пропустила тамкара беспрекословно, однако у следующих ворот, перед воротами казарм внутренней стражи, дорогу преградили часовые, скрестив копья.

— Я к вашему командиру, к Бальтазару, — посмотрев свысока на воинов, сухо произнес Эгиби, и, предположив, что все дело в повозке, добавил: — А мулов, я, если надо, здесь оставлю.

Но часовые были непреклонны. Откуда Эгиби было знать, что это приказ Нинурты, поселившегося в казарме с тех пор, как он не смог в последний раз уплатить проценты ростовщику…

В это же самое время из здания казармы, стоявшего в ста шагах от ворот, вышли Бальтазар, который ел рыжебокий персик в бархатистой кожуре, настолько спелый, что сок стекал по пальцам и подбородку, и Нинурта. Начальник внутренней стражи города, заметив тамкара, мрачно усмехнулся и покосился на своего первого помощника.

— Недолго тебе пришлось его ждать! Сколько, ты говоришь, ему должен?

— Полталанта. И не ему, а ростовщику Гурию, — нехотя ответил тот.

Бальтазар тихонько рассмеялся:

— Как будто ты не знал, чье это серебро?.. Понятно, думал, обойдется, а тут вот оно как… Если пожалуется царю, тебе несдобровать. Даже я не помогу.

— Думаешь, пожалуется? — встревожился Нинурта.

— А то! За полталанта — удавится!

Они присели на скамейку под деревом; один стал рассеянно смотреть на небо, думая о том, что вот-вот пойдет дождь и, наверное, поэтому у него внезапно так разболелась голова, другой сосредоточенно изучал носки своих сапог и гадал, чем закончится для него эта история с долгом.

Немного помолчав, Бальтазар вдруг проявил великодушие:

— Зови его, поговорим.

— Может, не стоит? — совсем испугался стражник.

— Зови-зови, мне есть что ему сказать.