Юность начальницы обнаружилась не столь явной, как на картинке, а холод манер более чем соответствовал должности. Дейя с ходу указала место на диванчике, не присаживаясь, загрузила Михе «в линзу» бесконечный поток инструкций и методических фильмов. Режим обязательного просмотра не предполагал отвлечённых бесед, поэтому Миха и зрительно, и аудиально погрузился в учёбу. Он откинулся на мягкую спинку, на ощупь достал из кармана платок и уложил его на лицо так, чтобы тени реальности не отвлекали от процесса. Вхождение в должность началось.
Учебный поток иссяк ближе к вечеру. Картинка поблёкла, Миха снял платок с лица, в нескольких шагах от себя увидел группу людей у публичной проекции. С некоторым запозданием отключились шумодавы и пространство наполнилось голосами спорящих.
– Да потому, что нельзя так! – горячился пухлый молодой человек в свитере. – Мы систему под чью юрисдикцию делать должны?
– Юрисдикцию? Любите вы поумничать! И постоянно путаете понятия, – ответил ему другой – постарше, одетый в строгий костюм.
– Здесь дело даже не в понятиях, – авторитетно вступил в разговор зрелый муж педагогического вида. – Законодательно я бы опирался на Гражданские Принципы Корпораций. Государство – что? Оно определяет уголовные нормы, да и всё, пожалуй…
– Да как же! – не дал ему договорить пухлый. – А что вы скажете про Положения военного времени?
– Вы про Оборонные Нормы военпрома?
– Да нет, я именно про Федеральные Положения. Если мы делаем глобальную среду, значит, нам придётся рассматривать и законодательные надстройки локаций.
– Я бы не стал на них зацикливаться, – отмахнулся зрелый муж. – Корпоративные акты – законодательно более жёсткая форма. Берите за основу Гражданские Принципы и Оборонные Нормы, а если что пойдёт не так – локации подстроятся. Федеральные акты не имеют того статуса, от которого плясать нужно. Особенно в таких крупных проектах, как наш.
– Тоскливая тема, – вмешался в разговор дерзкий черноглазый крепыш. – Сём, – обратился он к пухлому. – Вечер на носу, кончай уже о работе.
– Да тебе и утром о чём угодно, только не о работе, – важно заметил тот.
– Я нормально работаю, – черноглазый положил руку Сёме на плечо. – Вечер же, Сём. Лучше про тёщу расскажи. Пишет что-то? У тётки вторая молодость началась? – он плотоядно подмигнул. – Говорят, там на одну старушку по десятку пацанов… Я б тоже так повоевал… самый возраст…
– Что мешает? – Сёма сбросил руку.
– Ты её искал? – не унимался черноглазый. – Хочешь, я поищу для тебя?
Пухлый слов для ответа подобрать не смог, отошёл в сторону, затеял какой-то лишний разговор с немногословным толстяком. В беседе остальной группы возникла пауза, пробиваемая плоским мужским юмором на вечные темы. Скоро в ровном шуме вырос и выделился бархатный голос носатого жердеподобного мужчины.
– Да уж лучше так – на войну, – басил он. – Я к старости сам попрошусь.
– Ну да? – усомнился кто-то.
– Да, – веско ответил жердеподобный. – А чего ждать? Вон родители у меня – сыновей потеряли, а теперь сами живут, как птицы в падении.
– Это как?
– Да просто: мозг в отключке, головокружение и фрагменты видений. Ещё и сладкое запретили. Правда, этот факт для них – новость каждые пять минут. Теперь бегаю к ним, чтобы хоть как-то режим поддерживать.
– Получается?
– Где там, – вздохнул носастый. – Мать и здесь умудряется сделать по-своему. «Кашу будешь?» – «Нет», – отвечаю. Она: «А отец?». Я: «Мы уже едим, себе грей». Минута проходит – опять всё заново. Это при том, что отец уже три раза до этого отказался.
– Бывает, – вставил кто-то.
– Да ты подожди, я не рассказал ещё, – возмутился носатый. – Мать опять: «Я не хочу одна. Кофе принести?» Я: «Нет, нам не надо кофе». Думаю сам: «Сейчас она ему в кофе сахару наложит». Иду на кухню, готовлю, перехватываю ложку с сахаром над отцовской капсулой. Всё забираю, приношу в едальню. Мать привожу. Сидим едим. Контроль на каждом пункте. На кухне дзинькает подогревалка. «Это что? – спрашиваю у матери. – Каша?» «Не помню», – отвечает. Иду проверять. Точно каша. Приношу, ставлю перед ней. «Ешь сама. Мы не будем». «Мне много, – говорит. – А вы не хотите?» «Нет. Мы уже поели», – отвечаю за себя и за отца. Ворчит, ест по крошке, регулярно гоняет капсулу по столу то в мою, то в отцову сторону. Отец забывает, что не хотел, берёт. Доедает почти всю и возвращает с остатками. Мать: «Ты чего не доел-то?» «Не хочу, – говорит, – больше». Она берёт, пробует, как будто и не ела. «Ну и зря, – словно ребёнка уговаривает. – Вкусная, сладенькая». Я выхватываю, пробую – сахара на треть.
– Им же нельзя было?! – рассмеялся кто-то.
– Ты что, не слушал?!
На смехе тема разговора сменилась, стало шумно. Миха краем глаза заметил д