— Неужели нельзя отпустить безобидную шутку без того, чтобы кто-нибудь не заговорил о жертве для алтаря? Хочешь домкрат - бери домкрат.

Мужчина в кресле приоткрыл один глаз и оглядел меня.

— Как долго ты работаешь на Джерси? — прорычал он.

— Достаточно долго, чтобы узнать, кто определяет ранги между Джерси и Филли. — Я зевнул, оглядел просторный гараж с цементным полом и четыре тяжелые машины с гербами Филли на боках. — Где кухня? Я выпью пару чашек горячего кофе, прежде чем вернусь туда.

— Вон там. Пролет вверх и налево. Скажите повару, что вас пригласил Пинси.

— Я скажу ему, что меня прислал Джерси, низкие карманы. — Я двинулся дальше в гробовой тишине, открыл дверь и шагнул в пахнущее пряностями тепло.

Толстый ковер — даже здесь — заглушал мои шаги. Я слышал звон кастрюль и фаянсовой посуды, доносившийся из кухни в сотне футов от коридора. Я подошел к двери в десяти футах от кухни, повернул ручку и заглянул в темную комнату. Я захлопнул дверь и прислонился к ней, наблюдая за кухней. Сквозь деревянную обшивку я слышал, как тремя этажами выше гремят басы оркестра. Запахи еды — жареной птицы, запеченной ветчины, конины на гриле — проникали из-под кухонной двери и достигали моего носа. Я потуже затянул ремень и попытался проглотить сухость в горле. Старик скормил мне полгаллона тушенки, прежде чем мы вышли из дома, но у меня уже разыгрался аппетит.

Прошло пять томительных минут. Затем дверь кухни распахнулась, и в поле зрения появился высокий сутулый парень с блестящей лысиной, держа поднос на растопыренных пальцах одной руки. Он повернулся, взмахнув черными полами своего короткого смокинга, крикнул что-то за спину и пошел мимо меня. Я вышел из комнаты, прочищая горло. Он отшатнулся, повернулся ко мне лицом. Он был хорош в своем деле: две дюжины крошечных стаканчиков на подносе стояли ровно. Он моргнул и приготовился возмущаться.

Я показал ему нож, который одолжил мне старик, — с костяной рукояткой и шестидюймовым выкидным лезвием.

— Издашь хоть звук, и я перережу тебе горло, — тихо сказал я. — Поставь поднос на пол.

Он начал пятиться. Я занес нож. Он внимательно присмотрелся, облизнул губы, быстро присел и поставил поднос.

— Повернись.

Я шагнул вперед и рубанул его ребром ладони по шее. Он сложился, как двухдолларовый зонтик.

Я распахнул дверь и с трудом втолкнул его внутрь, на мгновение задержавшись, чтобы прислушаться. Все было тихо. Я снял с него черный пиджак и брюки, расстегнул тугую белую рубашку и галстук. Он тихонько похрапывал. Я натянул одежду поверх защитного костюма. Она была мне впору. При свете карманного фонарика я срезал тяжелый плетеный шнур, свисавший с высокого окна, и связал им руки и ноги официанта за спиной. В комнате был небольшой стенной шкаф. Я посадил его в туда, закрыл дверь и вернулся в холл. По-прежнему было тихо. Я попробовал один из напитков. Он был неплох.

Я выпил еще один, затем взял поднос и пошел на звуки музыки.

Большой бальный зал был сто ярдов в длину и пятьдесят в ширину, со стенами розового, золотого и белого цветов, рядами высоких окон, занавешенных малиновым бархатом, сводчатым потолком, украшенным херувимами, и полированным полом площадью в акр, по которому пары в ярких нарядах и военной форме двигались в такт тяжелому ритму традиционного танца. Фокстрот. Я медленно двинулся вдоль края толпы, высматривая Барона.

Чья-то рука схватила меня за локоть и развернула к себе. Стакан упал с моего подноса и разбился об пол.

Невысокий щеголеватый мужчина в черно-белой униформе метрдотеля уставился на меня.

— Что ты творишь, кретин? он зашипел. — Ты роняешь на пол настоящие старинные вещи. — Я быстро огляделся, кажется, никто больше не обращал на меня внимания.

— Откуда ты? — рявкнул он. Я открыл было рот...

— Неважно, все вы одинаковые. — Он с отвращением развел руками. — Рабочие, которых мне присылают — позор для Черного. Эй, ты! Встань! Держи свой поднос гордо, грациозно! Двигайся изящно, а не как рыцарь, выходящий на поле боя! И время от времени останавливайся - просто на тот случай, если какой-нибудь знатный гость захочет выпить.

— Ты прав, приятель, — сказал я. Я двинулся дальше, уделяя немного больше внимания своему ожиданию. Я увидел множество зеленых мундиров: горохово-зеленых, темно-зеленых, изумрудно-зеленых, но все они были увешаны орденами и медалями. По словам папы, Барон отличался спартанской простотой. В нем чувствовалась неуверенность в абсолютной власти.

Через каждые несколько ярдов вдоль стен бального зала располагались высокие белые с золотом двери. Я заметил одну из них открытой и бочком направился к ней. Не мешало бы разведать обстановку.