Татьяна Нильсен

Норка для Норы

Глава 1

Как же ей не хотелось умирать, до самой последней секунды пока мысли сначала лихорадочно бегали в её голове, потом перешли на шаг, а вскоре и вовсе удалились в далекое детство. Неожиданно возник образ отца совсем молодого в нейлоновой рубашке чернильного цвета с закатанными рукавами, в начищенных сбитых ботинках. И она совсем маленькая с тоненькими косичками в голубом, коротеньком, ситцевом платье с кармашками. Платьице пахло свежестью и стояло колокольчиком, потому что мама отгладила его тяжёлым утюгом. Она держит папу за руку, перепрыгивает через ямки на дороге и заглядывает снизу вверх в смеющиеся тёмные глаза. Они такие нарядные, свежие, утренние идут в зоопарк, и счастью нет предела. В тот момент, когда вдруг пронзила чудовищная боль, она не могла понять, что же всё-таки происходит – её радостное существование вдруг обернулось ужасом, а вскоре невыносимыми страданиями. Сознание медленно угасало. Она понимала, что надо бороться за жизнь, царапаться, вырываться к свету, но сил хватило, чтобы сжать кулаки и застонать от пронзительной телесной пытки. Последние проблески сознания запечатлили кровавый закат, который гасило море, и услышала шуршащий звук удаляющихся шагов.

***

Он любил тишину. Он вынужденно полюбил тишину. Иногда не хватало шороха волн, шелеста листьев, завывания снежной вьюги и треска дров в камине. Скучал по трелям соловья, когда просыпался по многолетней привычке в пять утра в своём загородном доме. Ему не хватало привычного, балаганного чириканья воробьёв и всякой «мелкой, птичьей сволочи», как писали Ильф и Петров в «Золотом телёнке» Но он так привык к тишине, что когда у него появился очень дорогой слуховой аппарат, то изобилие звуков приводило к головной боли и скорой усталости. С глазами всё обстояло немного по-другому. Если, в случае необходимости он мог слышать, то зрение, к сожалению, не могли исправить никакие очки. Постепенно пришлось смириться с тем фактом, что зрение никогда не восстановится, хотя доктора давали оптимистичные прогнозы и предрекали, что со временем он сможет видеть. Он не ослеп окончательно, мог передвигаться по дому, не сшибая всё на своём пути, но читать, водить автомобиль и делать множество необходимых вещей уже не представлялось возможным. Когда он силился что-то рассмотреть, то мог видеть силуэты, потом в глазах всё расплывалось и образы растекались, превращаясь в блеклую пятнистую мозаику. И вот в такого инвалида, а он называл себя именно так, Сергей Сергеевич Свешников превратился несколько месяцев тому назад. Он попал в автокатастрофу, страшную, нелепую и постыдную. В тот момент, именно в ту роковую секунду он был с любовницей, в состоянии сильного подпития и со спущенными штанами. Когда тело вызволили из искорёженного автомобиля, то выглядел он совсем ужасно – безвольное тело, лицо залито кровью, голый зад и не только зад. А женщина, которая находилась с ним, из одежды имела только кружевной бюстгальтер, расстёгнутую кофточку и больше ничего! Самое страшное, что через несколько минут после аварии, эту красивую молодую женщину покинула и жизнь. Но ничего этого Сергей Сергеевич не знал и не помнил некоторое время, потому, что лежал в тяжёлом состоянии с черепно-мозговой травмой. Врачи сделали чудеса, собрали его по кусочкам и вернули память, всю и даже ту, которую он хотел бы забыть. Только слух и зрение решили не возвращаться полностью. Он был благодарен Всевышнему, что тот не лишил всего, а оставил те важные чувства, в которых он так нуждался – осязание и обоняние.

Свешников был потомственным скорняком. Он родился, и молодые годы провёл в Сибири. Его дед и отец владели этой профессией в совершенстве, и парень всегда знал, какую профессию выберет. Когда настало время, отправили молодого, долговязого мальчишку в Новосибирский институт лёгкой промышленности обучаться профессии. И параллельно Сергей решил получить зоотехническое образование. Если тогда, тридцать лет назад, отец работал в системе советской меховой промышленности, которая принадлежала государству, то на сегодняшний день Сергей Сергеевич, благодаря своей предприимчивости и упёртому характеру, единолично владел зверофермой и цехами по выделке шкурок. Он давно сменил Сибирь на Санкт-Петербург, обзавёлся роскошным особняком, женой и оболтусом сыном, которого с глаз подальше отправили учиться за границу. Казалось, он имел всё для того чтобы чувствовать себя счастливым. Жизнь напоминала картинки из модных, гламурных журналов: вот он в пиджаке от Hugo Boss садится в белый «Порше», или вид с балкона фешенебельного отеля в испанской Малаге, или опять же он с женой, на которой норковое светлое манто, колье с рубинами на шее, на светской тусовке в обществе известного политика. Но полностью счастливым Сергей себя чувствовал только на своей ферме. Он менял дорогое пальто на фуфайку и, не обращая внимания на нечистоты, в стильных итальянских ботинках по несколько