Шире зашагал гренадер к своему дому. Рванул дверь. Взглянула на него жена, закричала, повалилась в ноги. Заплакал и годовалый мальчонка рядом с ней…

Вся деревня, затаив дыхание, ждала суровой расправы. Но, к чрезвычайному удивлению односельчан, солдат и пальцем не тронул жену. Даже заступился перед въедливой родней. Только сама она, очевидно, мучилась своим грехом, ходила — глаз не подымала. И года не прошло, как простудилась и умерла. Остался гренадер с малышом на руках, которому поп дал имя такое, что и не выговорить, — Полиевкт. Никифор называл его Павликом, относился к нему тепло и заботливо, как к родному сыну.

Положила конец холостяцкой жизни Никифора веселая дородная вдова Наталья. Все бы ладно, появилась в доме хозяйка, Никифор работу себе подыскал в барском лесу, но вскоре началась война с Турцией, и ушел полесовщик со своим полком. Их первенец Владимир родился в мае 1877 года, когда отец уже воевал в Болгарии, под Плевной…[5]

Возвратился Никифор на Смоленщину заслуженным ветераном, унтер-офицером в отставке, что и помогло ему устроиться лесным сторожем к помещику в деревню Самолюбово. Но продержался здесь гренадер недолго — позволял беднякам потихоньку брать сено из барских стогов да вязанку-другую хвороста из лесу. Пришлось искать новую работу, кочевать, словно цыгану, из деревни в деревню.

1 ноября 1881 года в глухой деревушке Аполье, в ветхой избе родила Никифору жена среднего сына. Назвали Михаилом. Опять на новом месте, в селе Сырокоренские Липки, появился на свет младший, Тимофей.[6]

Ласковы смоленские леса, богаты. А никак не могут помочь Ефимовым выбиться из нужды. Оставляет Никифор деревню и переезжает с семьей в Смоленск. Старшего, Володю, удалось определить в церковно-приходскую школу, чему Никифор был несказанно рад. Приемный сын Полиевкт стал уже взрослым, помогает отцу в работе.

И здесь, в Смоленске, Никифору Ефимову не удается обеспечить семью. Постоянной работы нет. На двадцать шесть тысяч городских жителей приходится всего сорок мелких кустарных мастерских. Куда пойти? Где нужны работящие руки?..

В это время Полиевкта призвали в солдаты. По слабости здоровья служить не взяли, а возвращаться домой ему не захотелось. Подружился с новобранцами из Одессы. Они так расхваливали ему свой город, что решил Полиевкт съездить туда, попытать счастья, а если повезет, то и всю семью вызвать.

Первые письма Полиевкта из Одессы малоутешительны: перебивается случайными заработками портового грузчика. Но вот он сообщает, что устроился кучером к фабриканту — итальянцу Вернета. Во дворе большого каменного дома на Соборной площади изготовляют вазы и статуэтки из белого мрамора. Хозяин заметил особый интерес Полиевкта к камнерезному ремеслу и определил его учеником каменотеса. Приглянулась парню хозяйская служанка черноглазая Харитина. Сыграли свадьбу.

В Смоленск отправлено письмо. Полиевкт приглашает названного отца с семьей к Черному морю. Первое время они остановятся у него, а там, бог даст, устроятся как-нибудь.

К морю!

Никифор с Натальей долго над письмом с юга не раздумывали. Чего им бояться дальних дорог? Не привыкать.

Трое мальчуганов жадно схватывают калейдоскоп впечатлений: покачивающийся железнодорожный вагон, перекличку паровозов, мелькание речушек, лесов, степей, станций, полустанков за окном и, наконец, — суетливый многолюдный одесский вокзал, крики торговцев, расхваливающих товар…

Здесь многое северянам в диковинку: веранды домов увиты настоящим виноградом с уже наливающимися гроздьями, улицы обсажены удивительными деревьями с белой корой. А сколько солнца!

Под вечер Полиевкт с женой ведут приехавших к морю…

Психологи утверждают, что все люди планеты одинаково воспринимают такие грандиозные явления природы, как небо, звезды, солнце, луна, море. Чувства австралийца, впервые увидевшего море, очень схожи с чувствами европейца или жителя Африки. А все же что ни человек, то свое, особое восприятие! Даже сыновья Никифора, чьи интересы и увлечения во многом очень близки, восприняли море по-разному. Володя и Тимофей воскликнули: «Ух! Красиво!» — и через минуту уже весело плескались в пенном прибое. А Михаил… Замер, не шелохнется.

— Мишка, что с тобой? — весело трясет его за плечо Полиевкт, — Чего купаться не идешь?

А Мишка, веселый и общительный мальчуган, никогда доселе не отличавшийся никакими странностями, все еще не может прийти в себя. Он глядит, глядит… Перед ним невиданный прежде простор, две сливающиеся голубые стихии — небо и море, море и небо… На Смоленщине, среди лесов, где он рос, никогда полет птиц так не привлекал его внимания. А здесь, на раздолье, между волнами и облаками парят они — огромные, белокрылые. Каждое их движение, каждый взмах крыла — чудо!

[5] Метрическое свидетельство о рождении Владимира Ефимова

[6] Записи о рождении Михаила и Тимофея Ефимовых находятся