Оказалось, Руссо был в молодости таким же, как он, Владимир, простолюдином, подмастерьем, и хлебнул немало горя. Ему были недоступны академии, но он изучил науки самостоятельно, по книгам. Великий Жан-Жак окончательно укрепил в юноше идею заняться самообразованием. Руссо горячо любил музыку. Владимиру показалось недостаточным умение играть на гитаре и мандолине. С помощью самоучителя он овладел скрипкой. Руссо не терпел духовенства. Владимир тоже ненавидел «святых отцов» еще с детства, когда учился в церковно-приходской школе при Смоленской духовной семинарии и ему приходилось петь в церковном хоре и прислуживать священникам.

Свободомыслие Владимира было явно не по душе начальству. Подумать только: он категорически отказался венчаться в церкви! Появились дети — не пожелал их крестить. Такое вольнодумство не способствовало карьере. И к кому, как не к таким, как Владимир, особенно пристально присматривались власти? Сохранившееся в архивах жандармское донесение свидетельствует, что старший из Ефимовых, вернувшись домой после позорного поражения царской армии на Дальнем Востоке, был настроен бунтарски.

Так, начальник Фастовского отделения Киевского жандармского управления железных дорог доносил начальству 14 декабря 1905 года:

«Экспедитор но отправке грузов имения графини Бутурлиной Феофил Иванович Малиновский, квартирующий при станции Таганча… заявил жандармскому унтер-офицеру той станции, что 12 декабря в его квартире пришедший к нему помощник начальника станции крестьянин Смоленской губернии и уезда Владимирской волости Владимир Никифорович Ефимов, заведя разговор о происходящих беспорядках, выразился, что порядок наступит тогда, когда повесят государя и его министров. Свидетелями этого были…».[8]

После доноса Малиновского за Владимиром устанавливается слежка. Охранка замечает, что Ефимов ездит на станцию Бобринскую, где бастуют железнодорожные мастерские, и встречается с «предводителем забастовщиков» «ярым бунтовщиком» Костелли. На него уже «заведено дело». Вскоре последовал и арест. Как выяснилось позже, за несколько часов перед арестом жандармы произвели обыск в квартире Владимира. Обыск, понятно, не дал никаких результатов: вещи с прежнего места службы еще не прибыли…

Не имея «весомых улик», жандармы через три дня Ефимова освободили, а начальство уволило с работы «без права вторичного поступления», получив письмо начальника Киевского жандармского управления генерала Захарияжевича:

«17 декабря 1905 года. Секретно. Начальнику Юго-Западных железных дорог.

Прошу немедленно Вашего распоряжения об увольнении от службы помощника начальника станции Таганча Владимира Ефимова и конторщика службы тяги станции Бобринская Костелли ввиду их крайней неблагонадежности в политическом отношении».

Не миновало всевидящее жандармское око и младших Ефимовых. Один из ретивых служак доносит с места их службы в Восточной Сибири: «…телеграфное сношение крайне ненадежно, так как телеграфисты Забайкальской дороги явно сочувствуют революционному движению, передают депеши и содержание их по своему усмотрению или же по указаниям стачечных комитетов, а шифрованные депеши не передают совсем… Во главе стачечных комитетов и союзов и вообще революционных партий на дороге стоят служба тяги поголовно и телеграф… Для восстановления порядка на телеграфе я распорядился временно устранить начальника телеграфа и его помощника и… откомандировать на дороги основного служения обратно (телеграфистов), так как большая часть зачинщиков беспорядков оказалась среди этих командированных…»[9]

Попав в «черные списки», Владимир не может поступить на работу в европейской части страны и вынужден с женой и дочерью ехать на Дальний Восток. С большим трудом ему удалось договориться о месте на Китайско-Восточной железной дороге.

На сибирской станции Оловянной три брата встретились и пробыли вместе несколько дней. Михаил, ставший уже знатоком этих мест, предложил совершить экскурсию в старинный буддийский монастырь-дацун.

И вот на небольших монгольских лошадках они не спеша едут по опаленной августовским солнцем забайкальской степи. Чуть впереди, в легком крытом возке, — Надя с ребенком на руках. После долгой разлуки братья никак не могут наговориться. Михаил с Тимофеем рассказывают о делах в Забайкалье, Владимир — о своих злоключениях. И все трое — об Одессе. Как там, дома? Что слышно на причалах порта, где еще, кажется, не развеялся дым из труб восставшего «Потемкина»? Владимир поделился новостью: слыхал, что якобы матросы с броненосца сошли на румынский берег и объявили себя политическими эмигрантами.

— Женя пишет, — сказал Михаил, — что собственными глазами видела, как конная полиция и казаки разгоняли демонстрантов, видела аресты и погромы…

— Погромы до сих пор не прекратились, — подтвердил Владимир. — Мне рассказали, что даже Уточкин чуть не стал жертвой черносотенцев.

[8] Приведенный и другие документы, относящиеся к службе и революционной деятельности Владимира Никифоровича Ефимова на Юго-Западной железной дороге, хранятся в Центральном государственном историческом архиве УССР (ф. 278, оп. 1, д. 9, л. 438, 443–444 и ф. 285, оп. 1, е. х. 780)

[9] Документы опубликованы в сборнике «Высший подъем революции 1905–1907 гг.», т. 2, ч. 2 (М„изд. АН СССР, 1955, с. 939–942).