Кавалькада продолжила путь, Бучила с интересом разглядывал покрытую белыми солевыми пятнами спину гонца. Вот работенка, маму ети, не приведи Господь Бог. Одному нестись сломя голову по лесным дорогам, кишащим нечистью и лихими людьми. На зашифрованное письмо не покусятся, конечно, но жизнь человеческая копейка по нынешним временам, за кусок хлеба убьют, а тут камзол, оружие, шляпа, лошадь и сапоги. Гонцов оберегает закон, смертью карающий всякого посмевшего покуситься на почтаря, да только закон этот не действует в болотах и чащах. Там закон свой, закон темной ночи, черного умысла и топора. Нечисти законы и вовсе не писаны. Сколько нарочных пропадают каждый год без следа? Поэтому и набирают мальчишек, эти еще не понимают, как устроена жизнь, подвигами, опасностью грезят, сам черт им не брат. Ни разу за долгий свой век не видел Рух гонца преклонного возраста. Быстро скачут, быстро живут.

Почтовый что-то доверительно шептал Захару, наклонившись в седле. Сотник слушал и кивал. Бучилу на совещание не позвали, а он не обиделся, меньше знаешь, крепче спишь. Догнал неспешно едущего в сторонке маэва и поздоровался из чистого любопытства:

— Вечер добрый.

— Всех благ, виаранатэш, — маэв не повернул головы, голос был тих и скрипуч, словно мертвые ветки терлись в лесу.

— Виарачего? — не понял Бучила.

— Пожелание хорошей дороги, на моем языке.

— Вроде как мне мимо тебя клятовать?

— Каждый понимает по-своему. — Маэв остался бесстрастен. — Я дитя Леса, ты дитя могильных червей, о чем нам говорить?

— Ну о погоде, о бабах, — смутился Рух.

— Погода отличная, бабы у меня нет.

— Ну, видишь, сколько у нас общего?

— А еще две руки, две ноги и голова, почти братья. — Гримасу маэва можно было с большой натяжкой принять за улыбку.

— Тебя Ситулом зовут? — Бучила решил не отступать, несмотря на холодный прием.

— Да.

— А я Рух, Рух Бучила.

— Знаю. Так что тебе нужно, Тот-кто-не живет?

— Скучно, — признался Рух. — Смотрю ты один, я тоже один.

— Я не по этой части, прости.

— Сука ты, маэв. — Бучила фыркнул и придержал коня, пропуская ехидного маэва вперед. Ситул не обернулся и не изменился в лице, сидя в седле прямой, как стрела. Белесо-коричневые волосы собраны в лоснящуюся косу и переплетены кожаными шнурками, виски выбриты, открывая затейливую вязь вытатуированных узоров. Если маэв собрал волосы, значит, он вступил на путь воина. Корчит из себя бог весть чего. В этом все маэвы похожи, Бучила одно время водил подобие дружбы с Наэром, вождем племени, обитающего в лесах западнее Нелюдова. Ну как дружил, услуга за услугу, дашь на дашь, искренние рукопожатие и страх повернуться спиной. Договорились о выгоде, Наэр допускал людей в свои леса, богатые грибом и черникой, получая взамен сто пудов ржи, три десятиведерных бочки пива, пятьдесят сажен сукна и всякой мелочи без всякого счета. Неделю было спокойно, а потом разом пропали четыре бабы и два мужика. Ни косточки, ни волоска не нашли. Наэр выслушал претензии Руха, посмотрел куда-то мимо него в пустоту, сказал: «Лес взял, кто я против него?», и ушел. Больше Бучила дел с маэвами не имел и другим не советовал. Хер поймешь, чего у них на уме.

Дорога виляла разбитыми колеями, чувствовалось приближение большого человеческого жилья. По обочинам спешили припозднившиеся путники, тащились телеги, груженные дровами, битой птицей и свиными тушами, в глубине тучных полей чернели крыши крохотных хуторов. Серый бугор, показавшийся впереди, распался кубиками домов. Щукино, богатое купеческое село, разжиревшее на лесе, меде и воске. Три церкви, два кабака, постоялый двор, почта и бордель с гулящими девками. Красивая жизнь. Такому селу и Заступа не нужен, своими силами отобьет любую беду.

— Стоять, кто такие? — Воротник, крупный детина с одутловатым лицом, предупредительно вытянул руку, вальяжно опираясь на жуткого вида бердыш. Трое его товарищей посматривали на конных оценивающе. Открытые ворота были перегорожены легкими рогатками с шипами и православным крестом. С наскоку ни татям, ни тварям нечистым не взять. В теньке били хвостами и порыкивали на Руха два сторожевых кобеля.

— Лесная стража. — Захар обнажил шею, давая рассмотреть волчью башку. — С нами нарочный почтарь с донесением и нелюдовский Заступа Бучила. Под мое слово.

— Добро. — Страж кивком велел своим убрать рогатки с пути. — Милости просим. — И когда Захар тронул коня, с надеждой спросил: — Надолго к нам?

— Одна ночь, — отозвался Безнос.

— Понятно. — Страж помрачнел.

— Случилось чего?

— У Кузьмы в «Медведе» заселились обормоты какие-то, — понизил голос стражник. — Вроде тихо себя ведут, да веет недобрым от них.

— Что за народ? — приостановился Захар.