Рух задумчиво посмотрел на маэва. Нелюдь сидел похожий на деревянную статую, красивый необычной, дикой и уродливой красотой, сложив тоненькие руки на острых коленях и устремив ничего не выражающий взгляд на расстилающийся под горой океан зеленых вершин. Отпрыск древнего народа, волею судьбы вынужденный служить извечному, заклятому врагу. Среди маэвов не было единства, их миром правила кровная месть, они постоянно грызлись между собой, целыми родами поступая на службу к людям. Хитрый, жестокий и гордый народ. Народ без прошлого и без будущего.

— Ты ему доверяешь? — спросил Бучила.

— Я видел, как он убивает своих. — Захар отпил вина. — Видел, как выполняет приказы. Видел, как сражается рядом со мной. Однажды он спас мне жизнь. Нет, я не доверяю ему.

— Понимаю, — кивнул Рух. От маэвов можно ожидать всего чего угодно. Маэвы славились непредсказуемостью, никогда не ясно, что взбредет им в башку. — Думаешь, нелюди разорили Торошинку?

— Не знаю, — отозвался Захар. — Но непременно выясню. И ты со мною пойдешь.

— Я-то с хера? — удивился Рух.

— Нужен мне дока во всяких говенных делах. — Захар улыбнулся, и лучше бы он этого не делал. — Власть новгородская разрешает мне любого на службу брать и пользовать в свое удовольствие, хоть свинопаса грязного, хоть Заступу, хоть дворянина со всеми потрохами. Вот тебе, значит, и не свезло.

— Сука ты, сотник, — вздохнул Бучила. Деваться было некуда, против властей не попрешь, со света в два счета сживут, взвоешь так, что не приведи Господь Бог.

Стоял жаркий день, солнце пекло, гудели пчелы, с реки доносились веселые крики баб, стиравших белье. Стаи голодного воронья слетались к пепелищу Торошинки, кружили хлопьями сажи и пели свои погребальные песни в сладком предчувствии крови и мяса и взмывали в небеса, испуганные ужасом, затаившимся в окрестных лесах.

Глава 2

Почта приходит вовремя

Рух трясся на пегой кобыле, проклиная на чем свет стоит Захара Безноса, Лесную стражу, сраную Торошинку и тот день, когда народился на свет. Родной балахон пришлось сменить на одежку, больше подходившую для увеселительных прогулок верхом — камзол черного сукна, высокие сапоги и плащ с капюшоном. На рожу натянул плотную маску, какие носят всадники от пыли и грязи. С виду натуральный странствующий инкогнито дворянин. Завзятым наездником Бучила никогда не бывал и теперь горько жалел, не истребовав себе самую завалящую телегу. Лошадь стоически вынесла упыря, немножко побеспокоилась и смирилась, перебирая тонкими ногами с распухшими бабками. За несколько часов задницу стер до костей, внутренняя сторона бедер пылала огнем. Пейзажи тянулись однообразные — угрюмые чащи, светлые перелески, поля от края до края да редкие селения, отгородившиеся от мира тыном и рвом. Работавшие крестьяне замирали и провожали всадников долгими взглядами. Попадавшиеся навстречу повозки спешно съезжали к обочине, извозчики перешептывались и, узнав Лесную стражу, успокаивались, пряча взведенные самострелы в солому. У моста через неприметную речку, где поили лошадей и разминали затекшие ноги, их нагнал одинокий всадник, несущийся во весь опор на храпящем коне. Молоденький, лет шестнадцати, безусый парень осадил скакуна и крикнул ломким, взволнованным тенорком:

— Нарочный республиканской почтовой службы Алексей Бахтин. Уступите дорогу и назовите себя!

— Лесная стража, — отозвался Захар. — Третья сотня четвертого егерского полка.

— «Волчьи головы»? — Гонец немного расслабился. — А я смотрю, кто-то мост перекрыл, вдруг, думаю, бандюки.

— Испугался? — подначил страж с черной повязкой на правом глазу.

— Нарочные республиканской почтовой службы ничего не боятся, — по буквам отбарабанил юнец. — Не будь у меня срочного дела, я бы воспринял это как оскорбление.

— Так восприми. — Одноглазый сплюнул на землю.

— Уймись, Чекан, — приказал Захар. — Куда торопишься, парень? Ночь близится.

— У меня срочная депеша в Пелевский гарнизон. — С ног до головы покрытый пылью гонец облизнул пересохшие губы. — Через три версты село Щукино, там почтовый пункт, сменю коня и дальше поеду.

— Так нам по пути, давай с нами, — предложил сотник.

— Можно и с вами, — нехотя согласился гонец, взглянув на заходящее солнце. Конь под ним дышал тяжело, поводя покрытыми мыльной пеной боками.